О значимости знаков
Основа дизайна, считает Егоров, — это графика. Но для того чтобы создать символ, нужна аналитика образа. Рядовой дизайнер с самого начала работает руками, аналитик же совершает внедрение в схему, в проблематику. Так, наш герой разрабатывал логотип для клинической больницы, широко известной под своим трёхзначным номером. Работающие там врачи занимаются реабилитацией пострадавших в самых серьёзных пожарах и катастрофах. Понятно, что «родные» для них цифры 122, как и любые известные символы, не патентуются. Евгений Михайлович нашёл решение, как самобытно трактовать пластику этих цифр, чтобы благодаря найденному композиционному решению они попали в правовое поле, были зарегистрированы и стали знаком. Кстати, по его словам, знак этот попал в пятёрку лучших в Российской Федерации.
Были и более сложные решения. Например, к Егорову обратились с просьбой создать символику для клиники акушерства и гинекологии. Он к тому моменту присутствовал только при одних родах. Но это событие стало благодатной почвой для творчества. Маэстро был полон идеями. Впрочем, для того чтобы создать графический образ, нужно было ещё раз увидеть процесс. И тогда удалось заметить, как складываются линии: изгиб подставки кресла, на которую кладут женскую ножку, ещё один изгиб — самая интимная паховая область женской фигуры. Так вылепился образ. К нему добавились буквы названия, и вместе получилась лилия. Спрятано и первое, и второе, а родилось третье — символ, скрывающий все эти таинства.
Но символ — это не только изображение. Любой товарный знак — это и знак качества. А с другой стороны — без зарегистрированного товарного знака нельзя вести никакую официальную деятельность. От этого может зависеть не только успех компании, но, например, судьба корабля. Такая история произошла в 1994 году, когда недостроенный крейсер, названный в честь Петра Великого, ржавел на верфи одного из крупных судостроительных предприятий. Американцы предложили триста тысяч долларов на то, чтобы достроить корабль. В то время этой суммы было вполне достаточно. Переговоры прошли успешно, но когда дело дошло до заполнения формы передачи денег, встал вопрос: «Каков регистрационный номер товарного знака предприятия?»
Символика у завода была, но изображение — это ещё не товарный знак, а просто картинка. Директор завода не знал, что товарный знак должен быть зарегистрирован в Роспатенте по международному классификатору товаров и услуг и у него должны быть и дата приоритета, и номер… Американские представители предупредили: «У вас два дня на то, чтобы уладить все вопросы с документами». Директор завода знал Егорова с того времени, когда тот готовил юбилейную программу 300-летия Балтийского флота, и попросил срочно оформить товарный знак. Евгений Михайлович хорошо знаком с этой системой и, согласившись помочь, поручил выполнить задание своему сотруднику. Всю ночь шла работа, и утром документ был готов. Однако же когда американцы увидели бумаги, их ответ был резким: «Это “липа”! У нас рекорд — два дня, а у вас дата подачи заявки на товарный знак соответствует дате ответа, такого не может быть!» Для решения спорного момента кто-то предложил сделать запрос в правительство о том, была ли такая заявка в Роспатенте. Ожидание проходило напряжённо. Но уже через два часа телетайп отстучал: «Данная заявка была проведена предприятием при заводе — номер заявки такой-то, дата приоритета и чистота знака проверена по всем видам деятельности данного завода». Американцы сдались и тут же подписали документы. Атомный крейсер сейчас является флагманским кораблём Северного флота России, и теперь мировой рекорд регистрации товарного знака — один день.
О возвращении имён
За возвращение герба нашего города Егоров воевал тридцать лет. В награду за это его имя поместили в Золотую книгу в Константиновском дворце. Первый раз он поднял эту тему в начале 1980-х, предложив вновь сделать символами города два якоря, скипетр и двуглавого орла. Евгений Михайлович никогда не был коммунистом, что в то время не сулило ничего хорошего, но это предложение и вовсе приняли в штыки. Специалисты с Литейного прямо предупредили: за антисоветскую деятельность получите 25 лет! Тогда дизайнер начал хитрить и изобретать. Убрал скипетр и двуглавого орла, вместо них поставил шпиль Адмиралтейства с корабликом. Этот промежуточный «альтернативный» герб служил городу 15 лет — до перестройки, когда, наконец, стало возможным вернуться к первоначальной идее.
Когда изменилось отношение к гербу, начали по-другому воспринимать и сам город. А через какое-то время Мариинскому театру вернули название, это тоже была инициатива нашего героя. Созвали совет, и Мальков, директор тогда ещё Кировского театра, очень поддержал предложение — по определению Егорова, он был политик, работал на перспективу. А худрук Гергиев, опять-таки по утверждению Евгения Михайловича, выступил осторожнее: мол, что вы ерундой занимаетесь, весь мир знает великий Кировский театр… Но Егоров понимал, что смотрит вперёд. Как говорила его преподаватель Кира Ипполитовна: «Я научила вас, Женя, на пять лет опережать историю. У вас шишки будут постоянно, но вы зато будете primus inter pares — “первый среди равных”». Евгений Михайлович уехал в Москву, чувствуя свою правоту: ведь только что они с Собчаком отстояли название всего города. Вернулся уже с документами — с распоряжением о возвращении исконного имени Кировскому театру. Кстати, в честь этого события вышла марка, и она тоже по-своему уникальна.
Евгений Михайлович ленинградец и петербуржец до мозга костей. Очень любит своё болото и вправе его так называть, ведь геологическая символика страны (и в частности Геологического института) — тоже в значительной степени его работа. Как-то вызывает Егорова к себе министр природных ресурсов и экологии на Большую Грузинскую и говорит: «Надо нашему другу Чадову — он возглавляет Министерство горной промышленности — сделать знак маркшейдерской службы». А что это такое? Дизайнер тогда и сам не знал! Дело же вот в чём: если нужно проложить тоннель через возвышенность, работа идёт сразу с двух сторон, и тоннели должны встретиться — за это и отвечают маркшейдеры. Но чтобы в достаточной мере во всём разобраться, пришлось полгода пропадать в библиотеках и изучать новую науку.
Конечно, это всё и аналитика и политика… Когда Егоров предложил вернуть городу исконный герб, о нём вообще говорили, что строй в стране поменял. Форма, по его словам, не определяет содержание, но она его выявляет!
О плюсах и минусах в архитектуре
По образованию Егоров – архитектор, выпускник градостроительного факультета Инженерно-строительного института. То, что происходило в этой сфере в стране, когда он вышел из институтских стен молодым специалистом, лучше всего показано в самом известном рязановском новогоднем фильме: типовые постройки с одинаковым интерьером на одинаковых улицах любого города. Как шла работа в проектных бюро, показано в другом рязановском фильме – как в том статистическом учреждении: тётеньки красятся, носки вяжут, мужики интригуют... Этот уклад никак не сочетался с представлением Евгения Михайловича о работе, творчестве: сидеть и заниматься весь день какой-то ерундой в конторе! Он ведь был отличником: только одна пятёрка с минусом, остальные — чистые пятёрки с плюсом. Ребята-однокурсники, когда узнали, что он чуть ли не оформителем работает, возмутились: «Как же так, ты же зодчий! На тебя ставку делало руководство института…» Послушал их, начал искать подходящее поле деятельности. Нашёл себя в дизайне. Тогда даже анекдот такой ходил — приходит творческий человек в отдел кадров и говорит:
— Я дизайнер.
А ему лениво в ответ:
— Да мы видим, что не Иванов.
И всё-таки важные ориентиры в жизни Егорова определились именно в институте. Среди главных — судьба любимого преподавателя архитектуры. Отважная женщина, ветеран войны, окончила тот же институт 21 июня 1941 года, сразу ушла на фронт – в артиллерийский батальон, поскольку позволяла институтская подготовка: она зарисовывала передний край обороны немцев в Царском Селе, и пристрелку наши артиллеристы вели по её наброскам. Одной из первых вернулась в ГИОП, получила медаль «За оборону Ленинграда». Позже с хроническим пороком сердца поднималась на Смольный собор — делала архитектурные обмеры барабана. Это ведь сейчас можно просто фотоаппаратом отснять и при помощи компьютера получить трёхмерное изображение. Раньше, чтобы восстановить памятник, нужно было сначала сделать подробные обмеры, точно зарисовать каждую деталь, определить положение каждой точки — всё это сложнейший труд.
Впрочем, дизайн — это ведь тоже не абстрактные художества. «О вкусах не спорят» или «мне так нравится» — таких слов нет в лексиконе Евгения Михайловича. Если к нему обращаются с подобными рассуждениями, он или отказывается работать, или объясняет, что у профессионалов всегда есть законы: lege artis — «по законам искусства».
Даже не имеет значения, утверждает Егоров, что именно ты делаешь, главное — как ты делаешь, соблюдаешь ли правила игры. В принципе, поменять в лучшую сторону сознание людей вполне возможно. Культура общения, культура дизайна, культура понимания — всё это прививается, даже особая культура нашего города — хотя это очень тонкая специфика — поддаётся пониманию.
Для нашего города особенно значим вопрос местной культуры. Например, Егоров является почётным академиком Петербургской академии художеств и внимательно следит за её жизнью. А она сейчас находится под жёстким влиянием Зураба Церетели, который воспринимает культуру по-московски… или, уточняет Егоров, даже по-грузински… (Кстати, Евгений Михайлович тоже родился в Грузии — его отец, военврач, воевал на кавказском фронте и как офицер имел право вывезти жену из блокадного Ленинграда.) Конечно, Москва всегда пыталась влиять на петербургскую культуру. Но ведь известно, говорит Егоров, из какого города сейчас первые лица в нашем государстве. Так что хотя столица и пытается на нас давить, на самом деле она сама находится под петербургским культурным влиянием.
