У первой блокадной выставки были, как это ни парадоксально звучит, предшественники. Первые две выставки трофейного оружия открылись ещё до начала блокады, в августе 1941 года — в Александровском парке на Петроградской стороне и перед Кировским райсоветом, на проспекте Стачек. Позднее на 1-й Красноармейской улице, № 13 начала работу полноценная выставка «Великая Отечественная война советского народа против германского фашизма», где были представлены уже не только трофеи, но и более широкая экспозиция. Эта выставка пользовалась успехом у горожан, и Военный cовет Ленингpaдского фpонтa решил реорганизовать её в другую, ещё масштабней, дополнив и обновив. Новую постоянную выставку «Героическая защита Ленинграда» поначалу предполагалось разместить в Инженерном, или Михайловском, замке, однако нашлось другое, более подходящее место — в Соляном городке. В памятный день 4 декабря 1943 года вышло постановление Военного совета об организации там выставки, и работа закипела.
Перед устроителями стояла нелёгкая задача: в условиях продолжающейся войны, артиллерийских обстрелов, среди руин в кратчайшие сроки нужно было собрать и представить весьма разнообразный материал. Его условно можно разделить на три части: мемориальная советская военная техника, трофейное немецкое оружие и предметы, связанные с повседневной жизнью горожан в условиях блокады. С первыми двумя категориями было проще — ещё 8 августа 1943 года Военсовет фронта принял постановление «О сбоpе, учёте и сохpaнении мемоpиaльных обpaзцов оpужия и боевой техники». За следующие месяцы набралось немало коллективного и личного оpужия Геpоев Советского Союзa, лучших бойцов и отдельных расчётов, отличившихся в боях. Среди «первоисточников» в Соляной городок везли самолёты прославленных лётчиков с красными звёздами на фюзеляжах по количеству сбитых неприятелей; орудия лучших артиллеристов фронта, на которых также красовались звёзды — по количеству уничтоженных батарей и долговременных огневых точек; личное оружие погибших героев; ордена и документы, залитые их кровью. Экспонаты второй части — вражеские трофеи, взятые в бою, — зачастую везли к Фонтанке прямо с передовой, и их также хватало. Но вот реликвий, рассказывающих о жизни простых горожан в условиях блокады, недоставало – их и предстояло собрать в первую очередь. Как только на предприятиях и в газетах объявили о создании выставки, ленинградцы понесли в Соляной городок дорогие им личные вещи — для того, чтобы они послужили сохранению исторической памяти. Так в фонде будущего музея появлялись самодельные буржуйки и коптилки, у которых люди совсем недавно грелись в промёрзших квартирах; письма с фронта; фотографии и дневники замёрзших соседей; школьный дневник погибшего ребёнка; любимая книга умершей от голода дочери...
Штаб будущей выставки располагался в комнате 123 Дома Красной армии на Литейном проспекте, № 20. Курировал проект директор Ленинградского института истории партии Сергей Аввакумов, реально же руководил работами бывший учёный секретарь Эрмитажа Лев Раков. Он и стал автором научной концепции выставки. Огромный вклад в её создание внесли его помощники, художники Кирилл Иогансен, будущий автор реконструкции кинотеатров «Великан» и «Художественный», и Василий Петров, впоследствии — создатель интерьеров станции метро «Пушкинская». В 1967 году он впервые в СССР занял должность главного художника Ленинграда. Главным художником выставки и будущего музея стал известный художник и декоратор Николай Суетин. В распоряжение Ракова были направлены все выжившие сотрудники «законсервированных» на время войны городских музеев, на подмогу Суетину — члены ленинградского Союза художников; кроме того, были отозваны с фронта все живописцы, скульпторы, макетчики, служившие в воинских частях.
С января 1944 года работы переместились в Соляной городок, имевший тогда весьма неприглядный вид. Художник Василий Петров вспоминал: «Пробитые снарядами крыши… текущие полуоблупившиеся стены… Были поставлены сложенные из кирпича печи, проложены большие металлические трубы, чтобы создать климат, способный высушить целые анфилады залов площадью 18 тысяч квадратных метров и три огромных манежа… О том, чтобы штукатурить, приводить в порядок стены, белить полки, не было и речи — где штукатуры, где что? Холод, зима, блокада…». Из положения вышли с помощью подручных средств: «…плотники немедленно стали сколачивать планшеты, натягивать на них холст или кумач, и этими «стенами» из ткани закрывать все побитые войной поверхности, и вот буквально на глазах формировались те интерьеры, в которых уже можно было создавать экспозицию».
Замысел этой экспозиции для советского музея того времени был совершенно необычен — по сути, он опережал своё время на несколько десятилетий. Устроители поставили себе сверхзадачу — «создать для зрителей эффект присутствия в представленной ситуации». И её удалось решить успешно: у пришедших «было ощущение эмоционального удара. Эту выставку нельзя было делать и смотреть с равнодушным сердцем». Наибольшей силой воздействия на зрителя обладали, говоря современным языком, представленные на выставке уникальные инсталляции — лаконичные, строгие и образно-конкретные. Особенно поражало зрителя осознание того, что всё, что он видит в каждом зале, — не копия, но настоящая, подлинная реликвия, за которой стоит чья-то судьба. «Эффект присутствия» достигался с помощью масштабных диорам, создающих у зрителя иллюзию пространства и реальности. Ещё одним выразительным средством оформителей был свет. Экспонаты «подавались» с помощью прожекторов и мощных ламп, которых задействовали более 5 тысяч, что в разрушенном городе было бы невозможно без неослабной поддержки проекта на самом верху городской власти. В числе средств художественного воздействия устроители использовали кино — в некоторых залах в режиме нон-стоп демонстрировались небольшие фильмы по конкретным сюжетам, связанным с темой данного зала.
Постепенно в оживших залах Соляного городка обрели свои места почти 170 самолётов, пушек, танков и 4440 единиц иного оружия. Вся экспозиция заняла 3 соединённых здания по следующим адресам: Фонтанка, № 10; Гангутская улица, № 1 и Соляной переулок, № 9. Сложнейшая задача стояла и перед главным художником Суетиным. Ведь, как вспоминал Лев Раков, ему «надо было так организовать материал, чтобы его разнообразие не мешало восприятию отдельных экспонатов, чтобы выставленное оружие не мешало, а помогало раскрытию целостной картины, чтобы панорамы действительно способствовали пониманию экспонированных рядом с ними документов, чтобы посетитель как можно полнее воспринял значение и смысл подчас внешне маловыразительного экспоната, воплощающего, однако, существенно важные типические черты блокадного героического Ленинграда».
Дело шло споро. Официально для всех трудящихся на строительстве выставки в марте 1944 года был установлен 10-часовой рабочий день, но на практике работы велись круглосуточно. Люди не считались со временем, воспринимая создание выставки как свой личный долг. Причём, по признанию создателя выставки Ракова, «все военные художники работали бесплатно, они выполняли приказ, боевое задание. Те же, кто находился на гражданском положении, получали самое незначительное вознаграждение, которое в период существования карточной системы имело почти символическое значение». И тем не менее к заданному сроку открытия — 23 февраля — не успевали; его пришлось отодвигать на следующий праздник, 1 мая. Но торжественное открытие выставки «Героическая оборона Ленинграда» состоялось за день до срока — 30 апреля 1944 года, при большом стечении народа. Увиденное действительно произвело на пришедших очень сильное впечатление. Благодаря выпущенному через год путеводителю по выставке Л. Ракова мы можем сегодня достоверно представить ту экспозицию.
Десять отделов выставки были размещены в 26 залах. В них помимо мемориальных предметов, фотографий, карт-схем и оружия, было представлено множество работ ленинградских художников — картин, рисунков, скульптур и больших панно. Каждый из авторов опирался при их создании не только на талант, но и на собственный горестный опыт жителя блокадного города. Горожане писали большей частью с натуры или то, что видели своими собственными глазами совсем недавно. Прикомандированные с фронта художники создавали картины о действиях тех родов войск, к которым они принадлежали сами. Многие живописные работы поражали детальностью и достоверностью, которые выказывали в их авторах участников запечатлённых боёв.
В первых четырёх залах рассказывалось о довоенном Ленинграде, первых днях войны и борьбе с врагом на дальних подступах. Следующие четыре зала, № 5–8, показывали партизанскую войну в области. В. Петров вспоминал: входя, «зрители словно оказывались в фюзеляже самолёта У-2 и словно сквозь дымку (через полупрозрачную ткань) видели через боковые иллюминаторы далеко внизу лес, кресты посадочных площадок, куда прилетали из Ленинграда самолёты, чтобы доставить оружие, продовольствие, забрать раненых… И посетитель мгновенно попадал в жизненные обстоятельства человека, летящего над линией фронта в партизанский отряд». Кроме того, внимание зрителей привлекали диорамы «Разгром гарнизона немцев на реке Сороть», «Рельсовая война», «Лагерь подпольного партийного центра». Дальше шёл рассказ о битве на ближних подступах к городу в августе-сентябре 1941 года, самом напряжённом периоде обороны, в залах № 9–11.
Наиболее тяжёлая часть экспозиции в залах № 12–14 показывала город в самый страшный период голодной блокады зимой 1941–1942 годов. Здесь можно было увидеть наиболее сильные в смысле эмоционального воздействия инсталляции. Образ голода и холода создавала заиндевелая витрина магазина, в которой зритель как бы «продышал» маленький кружок и видел внутри весы, на одной чашке которых стояли гирьки на 125 граммов, а на другой лежал кусочек того самого малосъедобного хлеба — дневная норма блокадника. Эмоциональное впечатление дополнял неумолчный стук метронома. Здесь же впервые был выставлен дневник Тани Савичевой с жуткой хроникой подкрадывающейся смерти, окровавленные продуктовые карточки, башмаки убитых в трамвае… Показаны и образцы различных заменителей пищи из промышленного сырья, которые разработали учёные для питания, и даже кожаные детали текстильных машин, из которых наловчились делать 22 блюда. Все это было настоящее, подлинное, и это невероятно усиливало эмоциональное впечатление зрителей, вызывало шок. Половина одного из залов была посвящена знаменитой «Дороге жизни» через Ладогу: картины, карты, документы. Много материалов рассказывало о героизме команд ПВО — противовоздушной обороны.
Зал № 15 был посвящён ликвидации последствий голодной зимы и превращению Ленинграда в военный город весной и летом 1942 года. Посетителей встречало панно «Выступление товарища А. А. Жданова на сессии Верховного совета 18 июля 1942 года». Дальше, в залах № 16–18, помещалась военная часть выставки. Зал № 17 был посвящён гвардейским частям фронта, в нём находились диорамы «Взятие Шлиссельбурга» и «Переправа тяжёлых танков через Неву». В 18-м зале всеобщее внимание привлекал большой макет «Прорыв блокады Ленинграда». Залы № 19–21 повествовали о событиях 1943 года — года коренного перелома в войне. Здесь рассказывалось о восстановлении ленинградской промышленности — и всё с конкретными примерами изделий! Об ожесточённых артиллерийских обстрелах города напоминала эмоционально насыщенная инсталляция. Выставлялись огромные немецкие снаряды, которые падали на город, рядом — дыра в кирпичной стене, как бы пробитая таким снарядом, с обрывками афиш. В проёме — панорама перекрёстка проспекта 25-го октября и улицы 3-го июля, нынешних Невского и Садовой, где 17 июля 1943-го во время бомбёжки погибло на трамвайной остановке 60 человек. Рядом — тот самый ленинградский трамвай, разбитый снарядом. И голос из репродуктора говорит хорошо знакомые ленинградцам слова: «Населению укрыться!». Также в этом разделе выставки отражалась художественная, театральная и издательская жизнь в блокадном городе.
Наконец, последний раздел экспозиции в залах № 22–26 назывался гордо — «Великая победа под Ленинградом». В зале № 22 посетителей на одной стене встречало красочное панно «Салют в честь снятия блокады», напротив висели портреты членов Военного совета Ленинградского фронта.
Зал № 23 был самый большой в музее: манеж длиной в 70, шириной в 30, а высотой в 15 метров. В центре, разумеется, огромная статуя товарища Сталина. Стены затянуты панелями, обитыми кумачом, за ними — подсветка. В. Петров вспоминал: «Так возникли два зарева войны, которые сразу вводили зрителя в напряжение. На фоне кроваво-красного зарева чёрными силуэтами виднелись стоявшие тут наши орудия […] И когда на всех фермах зала вспыхивали 28 тысяч укреплённых там лампочек, то этот купол огромного огня приносил ощущение неотвратимой грядущей победы». А вокруг в изобилии стояло «славное русское оружие». Не «советское» — так в путеводителе Л. Ракова! Пушка 122-мм, громившая немецкие батареи; танк КВ, построенный в Ленинграде в первые месяцы войны; танк Т-34, участвовавший в боях по прорыву блокады; танк-истребитель Т-60. Представлена и артиллерия: мощное 203-мм орудие, взламывавшее немецкую оборону; пушка-гаубица; 152-мм орудие на гусеничном ходу. Стояли две зенитки, из которых был сбит первый вражеский самолёт, появившийся в ленинградском небе в первую военную ночь. Представлены были на выставке и советские самолёты — истребители И-16 и ЯК-7, штурмовик Ильюшин-2 — на каждом из них наши знаменитые лётчики сбивали самолёты противника. Целую стену заняла огромная, в несколько сотен квадратных метров, диорама «Прорыв блокады в Пулково», посвящённая окончательному освобождению Ленинграда от блокады, свершившемуся уже во время подготовки выставки, в январе 1944 года. Художники должны были лично изучить место этого боя, детально ознакомиться с его ходом, и уже потом запечатлеть победоносное сражение на огромном полотне. Именно для того, чтобы его закончить, и перенесли на два месяца открытие выставки.
Второй большой манеж, зал Трофеев — один из самых впечатляющих. В центре — ствол тяжёлого 240-мм орудия, обстреливавшего город, рядом — два танка «тигр», целый ряд немецких орудий различных калибров. Представлено было и множество немецкого автоматического и стрелкового оружия: пулемёты, миномёты… А над всем этим грозным вражеским арсеналом, как бы принижая его, висел под сводами зала тот самый советский самолёт, который в августе 1941 года бомбил Берлин… Сильное впечатление на зрителей производила и инсталляция, придуманная В. Петровым: по его задумке солдаты собрали на местах недавних боёв, где ещё не были убраны трупы, две машины немецких касок. Из них у стены была выложена 8-метровая пирамида: белые (зимние) и зелёные (летние) отдельно. Ленинградцам она сразу напомнила известную картину В. Верещагина «Апофеоз войны» с пирамидой из человеческих черепов.
Третий зал, манеж № 25, был посвящён славному Балтийскому флоту. Здесь были выставлены два настоящих торпедных катера, реально воевавших на Балтике; 130-миллиметровое орудие; стояли истребители Ла-5 и ЯК-7 балтийских героев-лётчиков. Последний, зал, № 26, рассказывал о борьбе Инженерных войск за победу. Здесь внимание привлекали две большие диорамы: первая показывала работу инженерных подразделений в обороне в суровую зиму 1941 года, вторая — военных инженеров в наступлении в ходе прорыва блокады. Тут же были макеты инженерных сооружений, которые строили в обороне и в наступлении, а также настоящие электроинструменты, с помощью которых их сооружали.
Успех выставки был оглушительным: только за первые полгода её посетила 221 тысяча человек. Это при том, что всё население города в январе 1944 года составило 560 тысяч. Сохранилась книга отзывов — два тяжёлых тома, — заполненная восторженными записями посетителей, среди которых писатели, дипломаты, военные. Писатель Алексей Толстой: «Выставка выполнена прекрасно и умело. Она ярко и убедительно показывает величие обороны Ленинграда». Вице-президент Академии наук СССР Вячеслав Волгин: «Эта выставка — прекрасный памятник мужеству ленинградцев, доблести воинов Ленинградского фронта. Только побывав здесь, можно понять, как трудно было жить и бороться в условиях осаждённого города. Выставка имеет огромное воспитательное значение». Много отзывов иностранцев — председателя Совета советско-американской дружбы Э. Смита, главы делегации британского парламента В. Эллиота, канадского посла, профессора из Индии, президента мексиканской Академии наук, иранской принцессы, экзарха Болгарии... Французский славист А. Мазон: «Здесь царит атмосфера героизма, храбрости, твёрдости, воли. Не хватает слов, чтобы выразить восхищение перед мужеством ленинградцев. Выставка великолепно воспроизводит героическую эпопею. Честь и слава ленинградцам и ленинградкам, отстоявшим свой город!». Настоятель Кентерберийского собора Х. Джонсон: «В течение двух часов я впитывал этот изумительный, волнующий рассказ. Я глубоко тронут. Это повесть о победе сил добра над силами зла. Она запечатлевает с научной точностью, художественным мастерством и волнующей силой непреходящие деяния благородного народа». Генерал, будущий президент США Д. Эйзенхауэр: «Музей обороны Ленинграда является наиболее замечательной военной выставкой из всех виденных мною. Героическая оборона города заслуживает увековечения в нашей памяти в вещественном выражении. Настоящий музей достойно осуществляет это». Жена премьер-министра Великобритании К. Черчилль: «То, что я увидела сегодня, помогает мне ещё яснее осознать чудесную твёрдость и героизм граждан Ленинграда: память об этом будет жить со мной всю мою жизнь».
Всемирная известность повлекла за собой и изменение статуса. Распоряжением правительства от 5 октября 1945 года выставка была преобразована в музей республиканского значения, штатом предусматривалось 157 сотрудников. Музей официально открылся 27 января 1945 года, во вторую годовщину снятия блокады. Он был реконструирован: добавлено три новых отдела — артиллерии, авиации и ПВО, изготовлено шесть больших панорам. Залов теперь было 37, площадь музея возросла более чем вдвое, до 40 тысяч квадратных метров, на ней разместилось 37 654 экспоната. Весной 1947 года была проведена первая реэкспозиция. Здание музея активно восстанавливалось, сотрудники вели сбор материалов у горожан, выступали с лекциями на предприятиях и в школах, выезжали на поиски по местам боёв, продолжали составление картотеки публикаций. В 1948 году работу музея проверила комиссия горкома партии и не нашла никаких идеологических упущений. Популярность музея была огромна. По посещаемости он уступал только Эрмитажу: к 1949 году в Соляном городке побывало более 1,35 миллиона гостей. Музей жил и развивался. Казалось, впереди у него большое будущее. Но нет, впереди был унизительный разгром и небытие…
Прибывший из Москвы секретарь ЦК ВКП(б) Г. Маленков 22 февраля 1949 года собрал в Смольном объединённый пленум обкома и горкома, где огласил постановление Политбюро «Об антипартийных действиях» руководителей города. Начиналось подлое «Ленинградское дело». Музей обороны попал под удар одним из первых. Маленков сразу же затребовал путеводитель Л. Ракова, на который отреагировал истерикой: «Свили антипартийное гнездо! Создали миф об особой, «блокадной» судьбе Ленинграда! Принизили роль великого Сталина!». Не спасли ни огромная сталинская статуя в главном зале, ни несколько больших портретов вождя на экспозиции, ни упоминания в путеводителе о «мудрой прозорливости нашего вождя» и его «гениальном руководстве». Потом прозвучали и совсем абсурдные обвинения — дескать, музейщики готовили теракт на случай приезда Сталина: орудия заряжены, мины и гранаты не разряжены! Директор музея Василий Ковалёв, который сменил Л. Ракова в 1947 году, а прежде был его заместителем по науке, попытался «учесть критику» и через день провёл инструктаж экскурсоводов: «Не останавливать группы у фотографий Кузнецова, Попкова, Капустина, не акцентировать внимание на числе жертв от голода и обстрелов. Быстрее проходить зал голодной зимы». Когда понял, что этого уже недостаточно, распорядился, чтобы портреты опального ленинградского начальства убрали с экспозиции, а фамилии новых «врагов народа» удалили с табличек и стендов. По воспоминаниям сотрудника музея Г. Мишкевича, пришлось прибегнуть и к радикальным мерам: на большой картине Н. Бабасюка «А. А. Жданов и А. А. Кузнецов у прямого провода во время переговоров с Москвой» фигуру Кузнецова просто замазали краской, написав на его месте окно. Но беды только начинались.
Через полгода, в июне 1949-го, в музее сменился директор: нового, Л. Дубинина, прислали из столицы. Он сразу подошёл к вверенному объекту крайне предвзято и, конечно, нашёл множество новых недостатков в экспозиции: «Откуда вы набрали такие ужасы? Были временные трудности. Их переживал весь советский народ. Изоляции Ленинграда не было. Страна была с вами. Товарищ Сталин был с вами. Будем строить новый музей! Составляйте новые экспозиционные планы». Вскоре подоспела комиссия ЦК ВКП(б), которая после очередного розыска пришла к выводу, что экспозиция «извратила не только официальное представление о руководстве осаждённого города, но и общую периодизацию военного опыта советского общества», при этом «характер нарушений был систематическим, фундаментальным и глубоко антипартийным». Вывод был сделан незамедлительно, и в конце августа под предлогом реконструкции музей закрыли. Но сотрудники всё ещё не теряли надежды — ведь были разработаны планы реэкспозиции. Продолжались и текущие работы по комплектованию фондов, реставрации документов, составлению картотек.
Финал наступил 17 сентября 1949 года в 17:00. В этот день и час «в связи с капитальной реконструкцией музея» по приказу директора было выключено всё электроосвещение в залах, которые затем оказались закрыты и опечатаны. Через три дня уволили всех экскурсоводов, ещё через шесть дней — часть научного персонала. Затем «в связи с полным изменением структуры экспозиции и проведением капитального ремонта» экспонаты были убраны из залов в фондохранилище. Разгром музея завершился 31 августа 1951 года, когда, согласно постановлению Совета министров СССР, все его помещения были переданы Министерству Военно-морского флота, при этом их необходимо было освободить к 15 октября. Началась суматоха, которая ещё усилилась, когда новые хозяева здания стали «помогать» с демонтажем экспозиции, забирая приглянувшиеся экспонаты себе, а ненужное попросту выбрасывая на улицу. Надо думать, именно в это время имели место жуткие сцены, описанные в мемуарах музейщиками. Они стали очевидцами возмутительных актов вандализма, когда во дворе военные жгли на кострах «никому не нужные» подлинные документы, уникальные фотографии и семейные реликвии. В залах срывали со стен электропроводку, рушили перегородки, молотками разбивали бюсты, сдирали баграми картины. Остановить вандалов было некому. Весь следующий 1952 год персонал музея системно сокращали, после увольнения человека тут же ликвидировали и штатную единицу. В ноябре трагическая судьба музея стала ясна: приступила к работе Ликвидационная комиссия, распределившая по городским музеям оставшиеся после погрома экспонаты. По странному совпадению акт об окончательной ликвидации Музея обороны Ленинграда был составлен в день официальной смерти Сталина, 5 марта 1953 года.
