• Текст: Дмитрий Бадалян и Ильмира Степанова
  • N 5/17

Упаковка

Талантливая архитектура, если она – живая, всегда возбуждающе эротична. А значит, только выигрывает от присутствия легких одежд, под которыми угадывается неземная красота. На фотографиях запечатлен трехсотлетний Петербург всего за несколько дней до того, как его раздели к юбилею. Но далеко не всякий архитектурный бандаж – явление временное…

Упаковка

Как и многое в нашем городе, традиция упаковывать самое ценное в прочные футляры пошла от Петра Великого. Уже через двадцать лет после создания Петербурга, в 1723 году, император позаботился о надлежащем укрытии своему домику, построенному на берегу Невы вскоре после основания города. Специальным указом Петр предписал возвести вокруг своего бывшего жилища каменную галерею с кровлей из гонта. Причем дело это поручили лучшему архитектору того времени – Доменико Трезини. Из-за двух сильных наводнений работы затянулись и были завершены только летом 1724 года.

тема номера
Петропавловский собор. Фотография Сергея Эсви

Царский домик действительно было от чего беречь: покушения «прибылых» вод на него происходили постоянно. Да с такой силой, что через 12 лет галерее уже понадобился серьезный ремонт, а потом еще и еще, пока при Екатерине Второй, в 1784 году, на прежнем фундаменте не устроили новую галерею, на сей раз крытую железом. Однако только в 1822 году ее решено было застеклить. В пролетах арок появились рамы с 480 стеклами и створчатые двери. Именно тогда галерея приобрела вид близкий к нынешнему и стала называться футляром. Меры эти были приняты как раз вовремя – ужасное наводнение 1824 года повредило только футляр, но не убранную в него достопримечательность.

В 1843 году архитектор Роман Кузьмин разбирает обветшавшие своды старого футляра и ставит новый, третий по счету, однако точно в границах прежнего. Это строение отличается лишь величиной пролетов некоторых арок да филенчатыми дверями. Для гидроизоляции фундамент из кирпича на цементе и окружающее его пространство были покрыты асфальтом.

Уже в конце восьмидесятых годов XIX века футляр несколько изменили пристройкой к нему двух тамбуров. Южный тамбур при этом сам стал футляром – в нем хранится лодка-верейка, изготовленная, по преданию, Петром Великим. С тех пор ни футляр, ни хранимый им домик не претерпели сколько-нибудь серьезных изменений, только время от времени проводились необходимые реставрации.

Конечно, здание, убранное для сохранности в другое здание, – случай достаточно редкий. Особую исключительность футляру на Петровской набережной придает то, что он был заложен в одну с домиком историческую эпоху.

Бывает, что ремонт какого-нибудь здания становится привычной составляющей его образа. Мечты о снятии лесов со «Спаса на крови» неожиданно сбылись, и теперь многие горожане испытывают стойкую ностальгию по тем временам, когда эти мечты казались несбыточными. Странным будет полностью отремонтированный, чистенький, открытый для людей Михайловский замок. Ведь даже Павел Первый не видел своего дворца завершенным, он въехал в него и был убит, когда строительные работы еще продолжались.

тема номера
Михайловский замок. Фотография Александра Тихонова

Чехлы для реликвий

Судьба чехла для другой петровской святыни оказалась совсем иной – он пострадал не от воды, а от… собственного архитектора. Но – обо всем по порядку.

В тот же год, когда император задумался о сохранении своего исторического жилища, он позаботился и о достойном сбережении предмета юношеских забав – видавшего виды английского бота, на котором Петр ходил еще по Плещееву озеру. Было приказано отыскать его в Москве и невредимым доставить в Кронштадт. Там «дедушке русского флота» устроили торжественный прием с парадом военных кораблей и салютом. А спустя год его перевезли в Петропавловскую крепость, где бот был передан коменданту «на вечное хранение как памятник основания русского флота».

Свыше 35 лет «дедушку» держали под навесом в Государевом бастионе, а в 1762 году зодчий Александр Вист начал строить для него особый Ботный домик. Почему маленький павильон, стилизованный под петровское барокко, пришлось строить целых три года и еще два года ждать, пока в него переедет единственный «жилец», сказать сложно. Однако предание гласит, что злосчастный архитектор сделал у Ботного дома такой дверной проем, что мемориальное судно никак в него не проходило. После этого Вист должен был переделывать дверную арку за свой счет.

Ботик Петра хранился в такой «упаковке» до 1932 года, потом он кружным путем через Петергоф попал в Центральный военно-морской музей, а в Ботном домике поселилась его уменьшенная модель.

ХХ век создал новые реликвии, а вместе с ними и новые реликварии – как еще назвать, например, стеклянный футляр для паровоза, установленного на Финляндском вокзале. Он появился там в 1957 году, когда финское правительство передало в дар Советскому Союзу паровоз № 293, на котором, хоть и без торжественного парада, накануне революции въехал в Россию вождь мирового пролетариата В.И. Ленин.

тема номера
Петропавловский собор
тема номера
Летний сад. Фотографии Юрия Молодковца

Футляры новой конструкции попытались применить в XX веке для скульптурных композиций Летнего сада. Мраморные статуи, которые прежде во исполнение указа Петра «беречь их для пребудущих поколений» оборачивали на зиму рогожами, лет тридцать назад стали накрывать прозрачными колпаками из оргстекла. К счастью, не все, а только некоторые – в порядке эксперимента. Когда поняли, что эксперимент неудачен и образующийся под колпаком микроклимат губителен для итальянского мрамора, вернулись к старому, но верному способу: изваяния на зиму чистят, одевают в холщовые одежды и закрывают деревянными щитами. Этот способ еще в 1826 году предложил скульптор В.И. Демут-Малиновский, и ничего лучшего век высоких технологий не создал.


Строительные леса сейчас – металлические, сборные, технологичные. Снаружи они затянуты аккуратными сетками летом и пленками зимой. Еще недавно наши туристы, возвращаясь из-за границы, рассказывали о подобной культуре как о чуде, а советский Ленинград дивился на скрытность финнов, занимавшихся реконструкцией гостиницы «Астория». Зато в ином виде упаковки – зимнем зачехлении статуй – мы превзошли аккуратностью даже англичан. Поэтому в Петербурге мраморная скульптура хорошо сохранилась, а в других северных столицах имеет плачевный вид.


Было время, когда многим памятникам нашего города пришлось обзаводиться чехлами маскировочными. В 1941 году, с началом войны, городская инспекция по охране памятников занялась укрытием ленинградских монументов. Все, что не могли снять с постаментов, закрывали на месте мешками с песком и досками – Медного всадника и египетских сфинксов, Ленина у Финляндского вокзала и Николая Первого на Исаакиевской площади. В то же время думали, как укрыть от глаз врага высотные ориентиры. Огромный, весом в полтонны «маскировочный халат» из мешковины отважная четверка альпинистов надела на шпиль Адмиралтейства. Так же поступили и со шпилем Михайловского замка. А вот сверкающий на солнце купол Исаакиевского собора диаметром свыше 25 метров никаким чехлом закрыть было невозможно, его пришлось выкрасить в защитный цвет.

Строительные леса

Исаакиевский собор – а точнее, его строительство – служит ярким примером рационального и в буквальном смысле слова красивого использования строительных лесов как особой упаковочной конструкции.

В 1828 году, через десять лет после начала возведения гигантского собора высотой свыше ста метров, пришла очередь для установки 48 гигантских колонн. Это было делом совершенно неслыханным. Готовясь к нему, архитектор Огюст Монферран велел загодя изготовить модель лесов, с помощью которых надлежало поднимать гранитные монолиты весом по 114 тонн (ныне эта модель находится в экспозиции храма-памятника). Все конструктивные особенности лесов, которые проектировал инженер А.А. Бетанкур, а с помощью модели и сама процедура подъема колонн были продуманы и отработаны так, что установка одной колонны занимала не более 40–50 минут. Правда, строительство и подготовка самих лесов занимали гораздо большее время – последнюю колонну установили через два с половиной года после первой.

Позднее Монферран с гордостью констатировал: «Деревянная конструкция лесов столь совершенна, что при всех сорока восьми установках колонн ни разу не было слышно даже простого скрипа». После подъема гигантских колонн нижнего яруса леса вокруг Исаакиевского собора стояли еще лет двадцать. Требовалось поднять и установить на 43-метровой высоте колонны, окружавшие барабан, выполнить множество других работ на высоте. А Монферран уже работал над другим амбициозным проектом, потребовавшим еще более сложных лесов.

В августе 1832 года на Дворцовой площади была поднята и установлена на пьедестал более чем 600-тонная глыба Александровской колонны. Конструкция использованных при этом лесов была аналогичной той, которую уже опробовали на строительстве собора. Но задача была здесь более трудной, и ей соответствовала сложность системы. Построенные по заданию Монферрана леса заняли всю площадь. В центре возвышался собранный из деревянных конструкций помост, на который втаскивали тележку с монолитом. Площадка, устроенная вокруг основания колонны, была подобна квадрату со стороной в 37 метров, а в высоту леса достигали 47 метров. Несущие стойки собирались из четырех брусьев общим сечением 45х45 см.

Начиналось все опять же с действующей модели лесов. Монферран показывал ее и специалистам, и мастеровым-плотникам, для которых, как утверждал архитектор, по их неграмотности модель была понятнее всяких чертежей. Когда дело дошло до подъема колонны, на это зрелище сбежались смотреть тысячи петербуржцев. Поскольку площадь была перегорожена лесами, горожане заняли зрительские места на соседних крышах. Когда колонна была установлена, одна только разборка строительных конструкций обошлась казне в 25 тысяч полновесных рублей.

Меньшую сумму стоили конструкции, созданные в 1857–1858 годах для осмотра и ремонта шпиля Петропавловского собора. Их оценили в 23 тысячи рублей серебром, хотя по представленным на «тендер» сметам иных подрядчиков требовалось до 60 тысяч.

Восьмигранный в сечении «шпиц» одели тогда деревянным футляром, в разрезе напоминавшим восьмиконечную звезду. Он вытянулся ввысь от основания шпиля на 20 ярусов по 3,5 метра каждый. Леса поднимались на несколько метров выше ангела, так как его фигуру и золоченое яблоко снимали со шпиля, подтягивая вверх через блок. Венчала же леса надстройка с православным крестом. Затем, чтобы снизить опасность от порывов ветра, верхние шесть ярусов разобрали. Однако несколько суровых бурь все же повредили металлические элементы, скреплявшие конструкцию, и наклонили ее на юго-восток. После этого систему лесов пришлось укреплять и частично перестраивать.

тема номера
Юсуповский дворец
тема номера
Эрмитаж
тема номера
Летний сад
тема номера
Здание городской думы. Фотографии Юрия Молодковца

Иной, почти фантастический способ одежды самого высокого шпиля города придумали ровно сто лет спустя. В 1957 году, когда на шпиле Петропавловки снова велись капитальные работы, по предложению инженера В.Л. Климова на нем, как на мачте, соорудили «вантовые леса». Между балками, укрепленными на колокольне, натянули стальные тросы. На тросах на равном расстоянии один от другого закрепили 16 легких настилов. На этих зыбких опорах, словно матросы на паруснике, работали смельчаки-реставраторы. Необычный облик лесов довершали предохранительная сетка, обтягивавшая их снаружи, и шатры из плотной ткани, защищавшие от дождя и ветра мастеров-позолотчиков.

тема номера
Дворцовая площадь. Фотография Сергея Эсви
тема номера
Дом Державина. Фотография Юрия Молодковца

Фальшивые фасады

Реклама на строительных лесах считается очень эффективной – от нее не спрячешься. Телевизор можно выключить, газету отложить, радио сделать потише, но закрыть глаза, проезжая по улице, водитель никак не может. А значит, яркий плакат на фасаде обязательно будет замечен. Одной из первых в нашем городе в середине девяностых стала реклама безалкогольного напитка, напечатанная за рубежом на сетке с мелкими ячейками и размещенная на фасаде одевшегося в леса дома на Владимирском проспекте,19.

Сейчас такую рекламу уже нет нужды заказывать за границей. В Петербурге есть специальные широкоформатные станки, при помощи которых можно печатать полноцветные изображения на строительной сетке. Сетка хорошо пропускает воздух, внутри светло, и рабочие могут работать с комфортом. Как правило, фасады домов сдаются под рекламу на срок не менее трех месяцев, потому что одно только изготовление подобной рекламы занимает много времени, да и недешевое это дело.

История создания фальшивых фасадов восходит к знаменитым «потемкинским деревням». В советское время между Гостиным двором и Думой на Невском стоял нарисованный в натуральную величину портик Руска. Он был так искусно изображен, что некоторые горожане даже не заметили, как «фасад» убрали за ненадобностью – строители успели отстроить портик заново, и одним зданием в Ленинграде стало больше. А одной достопримечательностью – меньше.


À PROPOS

В 2002 году московская группа “Обледенение архитекторов” представила свой проект “Леса в лесах”. Хайтековские иностранные строительные леса из хромированного металла возвели вокруг березок и осин под самые кроны. Леса в темноте подсвечивались, на них можно было забираться и любоваться ночным небосводом.


Обложка публикации:Неопознанный объект.

Дмитрий Бадалян и Ильмира Степанова.

Фотография Сергея Эсви

Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.

РекомендуемЗаголовок Рекомендуем