Это слово в российском обществе вызывало невиданное удивление, потому что не было знакомо широкой публике, не имевшей понятия «о колоннадах и ротондах в Афинских садах, где греческие философы научно беседовали со своими учениками». Мало кто тогда был осведомлён о святилище бога солнца и поэзии Аполлона в Афинах — Ликее, и о философской школе с тем же названием, основанной Аристотелем и просуществовавшей около восьми веков. В Ликее занятия проводились в форме увлекательных бесед юношей с учителем во время приятных прогулок по дорожкам и аллеям тенистых садов.
В Царском Селе, с его невообразимо роскошными раскидистыми парками, тоже были тенистые аллеи и дорожки, были свои ротонды и колоннады, и везде, буквально везде «жили» античные боги, богини, философы и музы, герои и полководцы… Не было здесь только своего Ликея. И он появился, чтобы в истории снискать славу одного из лучших учебных заведений России. Помимо античной составляющей в Царском «оживала» и отечественная история: его парки хранили память о битвах Петра и победах русского оружия при Чесме, Кагуле, Морее. Это тем более придавало дидактической значимости местонахождению учебного заведения, выпускники которого определялись на государственную службу: «Среди сих пустынных лесов, внимавших некогда победоносному Российскому оружию, вам поведаны будут славные дела Героев, поражавших враждебные строи. На сих зыбких равнинах вам показаны будут яркие следы ваших родоначальников, которые стремились на защиту царя и Отечества — окружённые примерами добродетели, вы ли не воспламенитесь к ней любовью? Вы ли не будете приготовляться служить Отечеству?»
Замечательным было не только то, что Лицей появился в едва ли не самом красивом российском городе, важным стало и то, что расположился он в Новом, или Великокняжеском, флигеле Большого Царскосельского дворца, соединённом с дворцом громадной аркой с галереей-переходом. Флигель был построен в 1789–1792 годах архитектором И. В. Неёловым по указу Екатерины Второй на месте церковной рощи и предназначался для внучек императрицы — дочерей великого князя Павла Петровича и великой княгини Марии Фёдоровны. Стареющая императрица хотела организовать там школу, но осуществить её планы было суждено старшему внуку. Великокняжеский корпус был перепланирован и переоборудован под новые цели. Работы велись по проекту архитектора В. П. Стасова: первый этаж занимала администрация и жилые комнаты служащих, во втором размещались младшие учебные классы и столовая, в третьем — старшие классы и Большой (Актовый) зал, в четвёртом — спальни, а в переходе над аркой — библиотека.
Такая близость учебного заведения к дворцу часто объясняется намерением Александра Первого обучать там своих младших братьев — Николая и Михаила. Якобы молодой царь таким образом мечтал избавить братьев от влияния матери, до конца дней не простившей ему трагическую гибель любимого супруга, императора Павла Первого. Затее Александра воспротивилась императрица Мария Фёдоровна, считавшая, что подобное совместное обучение императорских детей и дворянских юношей выглядит слишком демократично. Но веских доказательств тому не находится, и, следует заметить, что Николаю к моменту учреждения Лицея было уже 15 лет, а принимались в заведение юноши 10–12. Более того, возникшая на ранней стадии идея разместить Лицей во дворце могла бы не воплотиться в жизнь и в связи с изменением обстоятельств. Александр по-прежнему настаивал на этом месте, даже зная, что братья не будут там учиться. Скорее, в связи с тем, что в условиях реформирования всей российской учебной системы император страстно желал видеть рядом будущих «столпов Отечества», преданно и честно служащих ему.
Проект Лицея, учреждённого императором Александром Первым с целью «образования юношества, особенно предназначенного к важным частям службы государственной», разрабатывал видный государственный деятель М. М. Сперанский, которого сам Наполеон назвал «единственной светлой головой России». Бонапарт даже предлагал Александру Первому выменять Сперанского на любое из своих королевств. Лицею придавался очень высокий статус — свидетельством тому является официальное принятие нового учебного заведения «под особое Его Императорского Величества покровительство».
Лицейский курс был рассчитан на шесть лет, а образование приравнивалось к университетскому. Набор юношей 10–12 лет, то есть «недорослей», производился из небогатых дворянских семей по итогам серьёзных вступительных испытаний. Знатные и богатые дворяне вовсе не желали расставаться со своими отпрысками и предпочитали домашнее обучение. Подростки попадали в Лицей по рекомендации влиятельных лиц — за юного Пушкина хлопотал друг семьи, журналист и литератор А. И. Тургенев.
Первый набор состоял из тридцати человек, и именно этот блистательный выпуск 1811–1817 годов, названный впоследствии Пушкинским, полон незаурядных имён, которые с честью послужили России. Их любил и им симпатизировал юный Пушкин, дальновидный в дружбе и обладавший удивительно тонким чутьём на людей. Пущин и Кюхельбекер, Матюшкин и Яковлев, Малиновский и Вольховский, Горчаков, Корсаков, Илличевский… Этим людям он посвящал свои строки, ставшие гимном братству и высоким идеалам дружбы:
Друзья мои! Прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен
Срастался он под сенью дружных муз.
После проведения литургии в дворцовой церкви 19 октября 1811 года и освящения всех помещений учебного заведения Лицей был открыт. Торжество состоялось в Большом (Актовом) зале в присутствии императора, членов августейшей фамилии, членов Государственного совета, министров двора, членов Святейшего синода, почётных гостей, преподавателей и юношей-первокурсников. Лицею в знак особого расположения императора и признания прав школы не по закону, а по милости создающего была вручена «для хранения на вечные времена» Грамота — манифест о создании и Устав — очень важный и почётный в то время документ.
После официальных слов блистательную речь о высоком предназначении воспитанников произнёс адъюнкт-профессор нравственных и политических наук Александр Петрович Куницын.
Вы помните: когда возник Лицей,
Как царь открыл для нас чертог царицын,
И мы пришли. И встретил нас Куницын
Приветствием меж царственных гостей…
Пушкин больше всех педагогов ценил именно Куницына и занимался в его классе особенно охотно. Куницын знакомил юношей с европейской философской мыслью в области политических и экономических наук, новой для России областью знаний. В отношении российского законодательства лекции Куницына были смелыми, откровенными и критическими. Он выступал за абсолютную свободу личности и клеймил холопство, называя его противозаконным. Глубокие знания, светлые мысли, смелость и убеждённость Куницына оказали громадное воздействие на свободолюбивого Пушкина и во многом сформировали его идейные убеждения:
Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена…
Впоследствии Пушкин подарит экземпляр своей «Истории Пугачёвского бунта» именно Куницыну и сделает надпись: «Александру Петровичу Куницыну в знак глубокого уважения и благодарности».
Замечательным был и преподаватель русской словесности Николай Фёдорович Кошанский, самый молодой профессор в Лицее, в 22 года получивший степень доктора философских наук, масон и полиглот, поклонник поэзии Золотого века. Превосходный знаток античной литературы, он передал ученикам бесценные знания и страстную любовь к «языку богов». В курсе русской словесности самое большое внимание Кошанский уделял основоположнику «живого русского языка» М. В. Ломоносову. Он способствовал развитию поэтических талантов своих студентов, чему доказательство — стихи юных лицейских воспитанников: Пушкина, Дельвига, Кюхельбекера, Илличевского.
В связи с болезнью Кошанского в 1814 году его сменил профессор Александр Иванович Галич, добродушный и мягкий человек, разглядевший в Пушкине большого поэта и предложивший ему написать стихотворение «Воспоминания о Царском Селе» для переходного экзамена в 1815 году.
Нет! Добрый Галич мой!
Поклону ты не сроден.
Друг мудрости прямой,
Правдив и благороден!
Давид Иванович Будри, родной брат Марата, был лицейским профессором французской словесности. Он был родом из Будри и сбежал в Россию в начале 1780-х. Екатерина Вторая поменяла ему фамилию и даровала частицу de. Будри написал учебник по французской грамматике с переводом на русский язык и старался привить ученикам не только «познание французского», но и «правильное мышление», а главное — умение логично, точно и складно «выражать мысли словом». В этой области и в знании французского, вне всякого сомнения, Пушкин был лучшим. За что и получил прозвище «француз». Но в сочетании с другим прозвищем, «обезьяна и тигр» — именно так характеризовал сущность истинного француза Вольтер, — смысл «француза» становится иным, насмешливым и саркастичным… Но Пушкин не обижался, ему нравилось, когда его так называли. За непоседливый нрав его ещё звали Егозой.
Лицейские, как принято было называть юношей — слово лицеист появится позже, после 1843 года, — овладевали французским и немецким языками не только на занятиях, но и в игре. Утром гувернёр отдавал в руки воспитаннику, заговорившему на русском, билет, который тот в свою очередь должен был отдать следующему, кто изъяснялся на родном языке… Последнего, не успевшего отдать записочку, наказывали.
Программа обучения была очень насыщенной, она включала в себя предметы трёх университетских факультетов: нравственно-политического, физико-математического и словесного. Выпускник получал энциклопедические знания, но, что очень важно и несомненно правильно, основное внимание уделялось нравственным, гуманитарным наукам. Это была идеальная школа, опыт которой с таким успехом не повторился больше в России никогда.
Система, при которой обучение находится в гармоничной связи с воспитанием, способствовала раскрытию талантов ученика. Главным было «не затмевать ум детей пространными изъяснениями, но возбуждать собственное его действие». Их учили мыслить, неустанно развивая умственные способности и раскрывая таланты. Их учили любви к Отечеству на примерах историй жизни великих мужей, но живая жизнь и история научила их лучше — под стенами Лицея уходили полки на поле брани Отечественной войны 1812 года.
Лицейских уважали, обращались на «Вы», никогда жестоко не наказывали. В карцере с провинившимися всегда подолгу беседовал директор Лицея. Каждый ученик имел свою отдельную комнату, их хорошо кормили, одевали, чинили одежду и, конечно, лечили… Известен случай болезни Пушкина в октябре 1814 года. Он пробыл в больнице два дня и читал друзьям, навестившим его, своё стихотворение. По словам Ивана Пущина, в 1817 году на стене больничной палаты нашли стихотворение:
Вот здесь лежит больной студент;
Его судьба неумолима.
Несите прочь медикамент:
Болезнь любви неизлечима!
Доктор Франц Осипович Пешель был молодым и добродушным. Многие студенты стремились попасть к нему в больницу, часто придумывая для этого несуществующие поводы. От Пешеля можно было узнать все последние новости, с ним можно было поговорить и пофилософствовать, его называли другом всего «царскосельского бомонда». До сих пор радует глаз и возбуждает аппетит меню для больного от 12 июня 1814 года. На обед — суп из перловой крупы с телятиной, жаркое из цыплёнка и яйца всмятку,
на ужин — суп «с манными крупами, котлеты из телятины, бутылка красного вина и помимо всего — фунт гмёду красного“».
Лицей предоставлял не только общение, но и возможность уединения, которое так любил Пушкин, и прежде всего — в тенистых царскосельских парках.
Сады прекрасные, под сумрак ваш священный
Вхожу с поникшею главой!
Наполненные произведениями искусства, отразившие все стили, и в том числе столь близкий Пушкину классицизм, наполненные романтикой старины и воинской доблести, экзотикой Востока и живописными пейзажами, эти парки пробудили музу многих поэтов. Но Пушкин был первым, кто воспел их с таким восторгом, пленительным изяществом и проникновенностью.
И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада.
Под свод искусственный порфирных скал
Там нежила меня теней прохлада;
Я предавал мечтам свой юный ум,
И праздно мыслить было мне отрада.
Царскосельские сады стали источником бесконечного вдохновения, наслаждения и рождения великого поэта:
В те дни в таинственных долинах,
Весной, при криках лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться муза стала мне.
Лицеисты гуляли в любое время года. Часто, чтобы не шуметь около дворца, — на Розовом поле; в свободное время помимо прогулок занимались в манеже верховой ездой, купались в специально для них оборудованной купальне на Большом пруду, лакомились в кондитерских, привыкали к светскому обществу и знакомились с женской его половиной в доме второго директора Лицея Энгельгардта. В доме графа В. В. Толстого они смотрели домашние спектакли, а в зимние праздничные дни директор для развлечения возил учащихся на тройках за город завтракать или пить чай. А ещё юноши катались с гор за парковым прудом и на коньках — на Зеркальных прудах. Лицеисты влюблялись, например, втроём в Екатерину Павловну Бакунину, сестру одного из учащихся. В Лицей на уроки танцев иногда приглашали девушек. Конечно, это пробуждало множество сильных чувств у юных воспитанников. Гениальны строки Пушкина, посвящённые свиданию в беседке Большого Каприза, которое воспринимается как грандиозное событие:
Здесь ею счастлив был я раз,
В восторге пламенном погас,
И время самое для нас
Остановилось на минуту…
Тем не менее, нравы в Лицее были всегда образцом чистоты и непорочности. Единственное непростительное занятие, которое позволяли себе лицейские, это курение. Да и то лишь студенты старшего курса. Курили украдкой, в саду…
Лицей благотворно влиял не только на воспитанников, но и на весь город. В течение многих лет, уже после Пушкинского выпуска, Царское Село оставалось «самым добродетельным городом» России, «ибо в нём не было ни кабаков, ни увеселительных заведений».
Все последующие выпуски, вплоть до перевода Лицея в Санкт-Петербург в 1843 году, почитали Пушкина. Поэт нередко бывал в Царском, посещал Лицей, вёл дружеские беседы с учащимися, расспрашивал об их жизни, показывал свою комнату и «передавал подробности о памятных ему местах». Летом 1831 года Пушкин поселился с семьёй на даче Китаевой, неподалёку от Лицея.
Здесь каждый шаг в душе рождает
Воспоминанья прошлых лет…
Гибель поэта лицеисты восприняли с огромной болью, они просились на похороны, но получили отказ. Гранитная плита в Лицейском садике с надписью «Genio loci» после смерти Пушкина стала восприниматься как первый памятник самому знаменитому выпускнику Царскосельского лицея.
К столетию рождения поэта в Лицейском садике появился вдохновенный памятник Пушкину-лицеисту, один из лучших в иконографии поэта, исполненный царскосельским жителем, скульптором Робертом Бахом.
Наконец, в 1937 году, к столетию гибели Пушкина, город Детское Село был переименован в город Пушкин.
Несколькими годами раньше, в 1930-м, Эрих Голлербах написал удивительную книгу — очерк «Город муз». Темой очерка стало Детское Село как «литературный символ и памятник быта». «Царское Село имело характерное глицо“, составляло литературно-бытовой комплекс. В этом его отличие от Петергофа, Гатчины и прочих царских резиденций. В Царском Селе нам дорого не царское, а вечное. В нём пленительно прежде всего обаяние литературного подвига».
И это «вечное» вне сомнения рождалось в стенах самой знаменитой и совершенной школы своего времени — Императорского Царскосельского лицея!
