Дом Кочнёвой

Дом Кочнёвой, обычно именуемый домом Кочневой, хорошо известен многим ценителям изящного, особенно меломанам и любителям сценического искусства. Здесь проходят интересные концерты, камерные спектакли, литературные вечера и экскурсии. Здесь проводятся торжественные церемонии и встречи. Но так было не всегда. Лишь в 1992 году старинный особняк широко распахнул свои двери перед петербуржцами — вчерашними ленинградцами. А до этого о доме № 41 на набережной Фонтанки, в двух шагах от Аничкова дворца, знали очень немногие искусствоведы и историки архитектуры.

Дом Кочнёвой

Пожалуй, мало что знал о нём и автор этих строк. Прежде я занимался преимущественно петровским временем, а о петербургских домах эпохи классицизма и ампира имел представление на уровне «среднеобразованного» жителя нашего города. Кажется, статья Медерского о доме Кочнёвой попадалась мне на глаза, но почерпнутые из неё знания не связывались с живыми представлениями об известном мне здании.

Тем не менее фамилия последней владелицы дома, Ольги Кочнёвой, по имени которой памятник значится в списке охраняемых, мне была известна давно. И вот почему. Волею судеб мы познакомились, а позднее и подружились с Эльфридой Александровной Кочнёвой, жившей в Нарве вместе со своей кузиной, Сальмэ Ивановной Пуркин. Из бесед с Эльфридой Александровной я немало узнал о её покойном муже, Александре Павловиче Кочнёве. Всё-таки именно так, с ударением на последнем слоге, следует, по-видимому, писать и произносить эту фамилию. Он был предпринимателем, унаследовал дела своего отца, связанные с Эстляндией, с Нарвой и Усть-Нарвой, где, в частности, Кочнёвы владели небольшим пароходством. После революции Александр Кочнёв остался в Эстонии, где и жил со своей молодой женой-балериной. В Усть-Нарве у них была роскошная вилла — на западе побережья, где расположена дачная местность Меррекюль, неоднократно описанная Николаем Лесковым, проводившим там свои летние «вакации». По информации из старого путеводителя, «среди немногочисленных дач Удриаса примечательна лёгкостью архитектурных форм, красивыми башнями вилла Кочнева. Между спадающими к морю крутыми отвесными скалами в огромной расщелине раскинулся уютный сад и за ним тенистый парк». И во времена Российской империи, и в буржуазной Эстонии Усть-Нарва как место отдыха привлекала многочисленных деятелей русской культуры. Вся эмигрантская элита, наезжавшая из разных стран Европы, находила радушный приём у Кочнёвых, дом которых являлся культурным центром этих мест — и в городе, и на побережье.

7-1.jpg
Фойе дома Кочнёвой. Фотография Юрия Молодковца

Судьба Кочнёвых, как и значительного числа представителей эстонской культуры, была трагична. В начале 1940-х супруги были репрессированы и отправлены в разные лагеря. Александр Павлович там и погиб, а его жена, отбыв десятилетний срок и вернувшись в Нарву, поселилась вместе с кузиной. На кладбище она установила кенотаф в память о погибшем муже. Там же в начале 1990-х захоронили и урну с прахом Эльфриды Александровны.

У Александра Павловича была сестра Нина, которая осталась жить с матерью, Ольгой Александровной, в её особняке на Фонтанке. К революционному 1917 году она уже приобрела заметный авторитет в медицинской науке. Учёная карьера её была чрезвычайно успешной, а жизнь долгой и содержательной. С отрочества страдая заболеванием позвоночника, перенеся голодные времена, террор и блокаду, она тем не менее дожила до 1954 года. Создала научную школу, получив заслуженный почёт и уважение коллег по профессии. Удачным было и то, что мать и дочь Кочнёвы при национализации их особняка не подверглись «уплотнению», не были изгнаны, как множество домовладельцев, а получили вполне комфортабельную трёхкомнатную квартиру в дворовом флигеле собственного дома. Лицевой же был отдан под учреждения, что спасло его бесценные интерьеры. В результате Кочнёвым удалось сохранить некоторую часть исторической мебели, а главное, имущество, в числе которого был семейный архив, сыгравший решающую роль в научном изучении памятника.

Внешне дом Кочнёвой не бросается в глаза. Позднеклассицистический фасад его, выдержанный в скромном «астилярном ордере», не выделяется из рядовой застройки того времени и кажется ещё скромнее рядом с корпусами Аничкова дворца. Славу этому памятнику обеспечила относительно хорошая сохранность его интерьеров, ставших воистину великолепными после реставрационных работ начала 1950-х и начала 1990-х годов. Кроме того, это редкое частное строение 1805-1808 годов, имеющее исчерпывающее документальное обоснование его атрибуции и полную историю сооружения, вплоть до мельчайших деталей.

7-2.jpg
Зеркальный зал дома Кочнёвой. Фотография Юрия Молодковца

Как ни странно, но в том, что касается частной застройки александровского Петербурга, историки архитектуры вынуждены констатировать наличие жуткого «белого пятна». Важнейшим источником для исследователей является Плановый архив Городской управы, хранящийся в составе С.-Петербургского исторического архива на Псковской улице (фонд 513), а также некоторые сопутствующие ему фонды того же архива. В Плановом архиве на каждый участок заведена отдельная папка, в которой складывались все проекты строительства и перестройки зданий на этом месте. Но вот беда — накопление материалов происходило преимущественно во второй половине XIX — начале ХХ века, до самой революции. А вот до середины XIX века материалов — кот наплакал. Попадаются кое-какие проекты 1820-х годов, исчисляемые единицами, — как правило, в связи с перестройкой, с устройством навеса или балкона. Это объясняется тем, что Плановый архив был создан во второй половине столетия, а более ранние материалы поступали в него из других хранений. Архивы же строительных организаций александровского времени исчезли или совершенно, или от них остались какие-то крохи. Почему так произошло, автору этих строк неведомо. Но факт, как говорится, налицо. Поэтому некоторые истинные шедевры петербургского ампира и классицизма, как, например, многие дома на берегах рек и каналов, не имеют никакой атрибуции.

С домом № 41 по набережной Фонтанки исследователям редкостно повезло. В личном архиве Н. П. Кочнёвой сохранились чрезвычайно важные материалы, связанные с историей строительства особняка, переданные предыдущими его владельцами. Руководитель научного отдела Инспекции охраны памятников Лев Медерский, принимаясь после войны за работу над исторической справкой об этом доме, получил от Нины Павловны «Записку на покупку разного звания материалов к строению дома № 3 Адмиралтейской части с 1805 года», содержащую подробную запись расходов по постройке дома с начала его закладки до полного окончания отделки в 1808 году, — как об этом писал сам автор исторической справки в статье 1953 года (справка была закончена в 1947 году), а также описи убранства, составленные в конце XIX века — вероятно, при покупке особняка.

7-4.jpg
Парадная лестница. Фотография Юрия Молодковца

Узнав из «Записки» о том, что автором проекта был Луиджи Руска, учёный обнаружил в роскошном увраже этого зодчего, изданном в 1810 году, на таблице Т1-р-XXVII изображение «Плана и фасада частного дома», отвечающего обмерам дома № 41 на Фонтанке. Найденные материалы были полностью воспроизведены в исторической справке, которая хранится в архиве КГИОП, и частично — в статье Л. А. Медерского, опубликованной в 4-м выпуске «Архитектурного наследства» за 1953 год. Для современного читателя огромное значение имеет небольшая, но удивительно ёмкая книжка «Особняк Кочневой», написанная Наталией Гавриловой, представительницей купеческой семьи, родственной Кочнёвой, и историком медицины Юрием Голиковым.

Нынешнее официальное наименование памятника архитектуры начала XIX века не вполне удачно. Дом на берегу Фонтанки был приобретён на имя жены Павлом Алексеевичем Кочнёвым, лесопромышленником и предпринимателем, купцом второй гильдии, в 1889 году. Ольга Александровна владела им лишь тридцать лет. На протяжении большей части столетия дом принадлежал купеческому семейству Ильиных. Поэтому «первооткрыватель» памятника — Л. А. Медерский — назвал свою статью «Дом № 41 на набережной Фонтанки», а в самом тексте предпочитал говорить о «доме Ильиных».

Фёдор Иванович Ильин, 45-летний оборотистый купец первой гильдии, приобрёл участок в декабре 1804 года, а в конце апреля 1805-го уже закупал сердобольский гранит для устройства цоколя будущего дома. Одно приобретение участка обошлось ему в 15 тысяч рублей — громадная сумма по тем временам. Но Ильин был очень богат, обладал хорошим вкусом и, вероятно, связями в высших кругах. Поэтому для строительства своего особняка он пригласил «царского зодчего» Луиджи Руска. «Алоизий Иванович», как называли архитектора в России, был выдающимся мастером. Начавший карьеру в конце XVIII века, он тем не менее наряду с Воронихиным, Захаровым, Томоном стал провозвестником русского ампира, а в создании городских ансамблей александровского Петербурга — предшественником Росси и Стасова. В 1805 году зодчий вошёл в период расцвета своего творчества. Перестройка Аничкова дворца, которой он занимался с момента восшествия юного императора Александра Первого на престол, возможно, способствовала знакомству с ним Фёдора Ильина. В качестве помощника Руска, обременённый многими работами, пригласил молодого коллегу Давида Висконти, который известен более всего своими поздними шедеврами 1820-х годов — костёлом Святого Станислава и зданием Таможни. К производству строения был «определён архитекторский помощник Прокофий Прокофьевич Гендриков». В строительстве и отделке интерьеров особняка Ильина принял участие целый ансамбль первоклассных художников и мастеров-отделочников. Достаточно назвать имена живописца Джованни (Ивана Карловича) Скотти, впоследствии прославившего своё имя работой с Карлом Росси; скульптора И. И. Теребенёва, создателя монументального рельефа на башне Адмиралтейства, а с 1812 года автора знаменитых карикатур, посвящённых войне с Наполеоном, и отца автора атлантов Эрмитажа; мраморщика и ваятеля Паоло Трискорни. Кроме них, там работали и не столь известные читателю скульптор Михайло Павлович Александров-Уважный, живописец Шлер, мастера — бронзовщик Шрейбер, мраморщик Гвиди, паркетчик Гербер и другие. Этот творческий коллектив профессионалов и создал великолепный ансамбль интерьеров дома.

Строгая скромность фасада особняка способствовала ошеломляющему впечатлению от его интерьеров. Вход в дом — из проезда, перекрытого коробовым сводом. Такой приём был распространён в то время. При небольшой ширине участка на главный фасад обращались парадные помещения, место на лестничный холл не тратилось. Кроме того, в северном климате вход в дом из экипажа в крытом пространстве подворотни был гораздо комфортнее. Сразу же можно привести пример другого дома — № 83 по той же набережной Фонтанки. Прототипом такого приёма были крупные здания дворцового и казённого назначения конца XVIII века. Самые известные — дом графа Воронцова на Садовой, здание Академии художеств и Михайловский замок. Характерно, что все они имели обширные дворы для разворота экипажей. В первых двух проезды позднее были обращены в вестибюли.

Уже парадная лестница поражает великолепием. Марши ограждены изящными коваными решётками с характерным для того времени рисунком из перекрещивающихся овалов и лентой меандра поверху. Пришедший с мороза гость не просто попадал в жарко натопленное помещение, но оказывался в обстановке цветущего юга. Стены лестничной площадки были превращены в красочные виды тенистых колоннад на фоне зеленеющих садов и парков. Скотти, впоследствии известный в основном своими декоративными композициями, здесь проявил себя как мастер «перспективной живописи», вступив в творческое состязание с Пьетро Гонзаго, расписавшим в те же годы галерею Павловского дворца своими «обманными» архитектурными композициями. Колоннады, изображённые Джованни Скотти, раздвинули пространство лестницы, скромно покоящейся на столбах, лишённых ордерных украшений.

7-5.jpg
Фрагмент настенной росписи Зеркального зала дома Кочнёвой. Фотография Юрия Молодковца

Первый этаж предназначался для сдачи в аренду, третий, как тогда говорили — антресоль, включал интимную жилую зону. Среди интерьеров бельэтажа выделялись зал, примыкавший к нему кабинет и спальня-будуар, образовывавшие парадную анфиладу с видом на Фонтанку. Столовая была обращена окнами во двор, а гостиная открывала анфиладу дворового флигеля. В оформлении зала доминируют рельефные фризы на античные сюжеты, изящно исполненные Теребенёвым. Живописные «фрески и пилястры», выполненные Скотти и известные по документам, не сохранились. Очень хороши в зале кафельные печи и мраморный камин, исполненный П. Трискорни. Великолепная бронзовая люстра работы Шрейбера в советское время передана Академии наук, где она, как и другая — из кабинета, освещает один из парадных залов. В кабинете тоже сохранились барельефы — два десюдепорта, выполненные М. П. Александровым-Уважным. Стенопись Шлера там утрачена и заменена более поздней, а также «густым лепным фризом» с растительным орнаментом.

Стены и потолок спальни-будуара были расписаны Джованни Скотти. На потолке продолговатого помещения в центре выделен гладкий квадратный плафон, по сторонам которого в шестигранных панно — полихромные мифологические сцены. Замечателен фриз в технике почти монохромной гризайли, изображающей рельефы в античном духе. Изумительно изящны росписи потолка в столовой. Они исполнены в декоративной гротесковой манере, по-видимому, тем же мастером. Широкий проём, прорезанный в одной из стен столовой, оформлен кариатидами на манер аналогичных проёмов в доме князей Белосельских-Белозерских. Этот проём — поздний, осуществлён уже Кочнёвыми. Нина Павловна говорила Л. А. Медерскому, что кариатиды были выполнены Александром Опекушиным.

Особенно богата живописным убранством, осуществлённым Скотти, гостиная. Помимо декоративного оформления потолка и стен здесь опять представлены великолепные пейзажные картины на торцовых стенах, раскрывающие пространство небольшого помещения романтическими «южными видами» с древними руинами и морской гаванью. Роскошное убранство интерьеров поддерживалось прекрасными паркетными полами, мебелью, заказанной у лучших мастеров ампира, бронзовыми осветительными приборами, элегантной фурнитурой. Всё было закончено в 1808 году. Фёдор Ильин представал в своём доме как предприниматель новой формации, ни в чём не уступавший титулованным аристократам. Особняк его был воплощением изысканного вкуса и последнего слова моды.

Нельзя сказать, что он изначально был уникален. Надо полагать, что такие дома в Петербурге не были редкостью. Некоторый намёк на это вы найдёте неподалёку, в доме № 83 по Фонтанке, о котором говорилось выше. Зайдите на его парадную лестницу, украшенную каннелированной дорической колоннадой и коваными перилами, почти такими же, как у Ильина. Можно вообразить, преддверием какой роскоши была эта лестница. Всё, увы, погублено, и лестница замазана масляной краской. Таких мест знатоки вам укажут немало. Нетрудно представить, каковы были квартиры Свиньина и Виельгорских на Михайловской площади, квартира Милорадовича на Невском... Уникальна именно сохранность дома Ильина, и это — дело его величества Случая.

Великолепие дома долгие годы было скрыто от глаз общественности. Многое казалось безнадёжно утраченным. Ведь какие только учреждения не располагались в стенах старинного особняка в советское время. К счастью, он не оставался без присмотра органов охраны памятников. В начале 1950-х годов даже была произведена научная реставрация интерьеров парадных помещений. Вот тогда и засияли во всей красе стенопись Скотти и рельефы Теребенёва. Вместе с тем реставраторы, раскрыв ряд первоначальных росписей, отложили их воссоздание на будущее. Нина Павловна ещё успела полюбоваться возрождёнными залами своего дома.

В 1964 году, то есть больше полувека назад, «всерьёз и надолго» в доме поселился «Ленконцерт». Ныне это Государственное концертно-филармоническое учреждение «Петербург-концерт» Комитета по культуре администрации Санкт-Петербурга. «Ленконцерт» занимался организацией выступлений творческих коллективов и отдельных исполнителей — сестёр Фёдоровых, Людмилы Сенчиной, Эдуарда Хиля, Эдиты Пьехи, других артистов не только советской эстрады, но практически всех жанров сценического искусства. В их числе были и такие мастера, как Борис Штоколов и Сергей Юрский. На Фонтанке находились пошивочный, костюмерный и реквизиторский цеха, другие службы мощной концертной организации. Особняку опять повезло в том, что он оказался на многие годы вовлечён в сферу ленинградской культурной жизни.

В эпоху перестройки в доме на Фонтанке всё пришло в упадок. Но тут «Ленконцерт» возглавил новый, инициативный директор Александр Павлович Яблонский, обладавший творческой натурой и безмерным обаянием. Он-то и сумел вдохнуть новую жизнь в стены старого особняка. Именно ему принадлежала гениальная идея использовать великолепные интерьеры для концертной и театральной деятельности. В начале 1990-х была произведена новая и тщательная реставрация отделки, выполнено приспособление залов для приёма просвещённой публики. Со временем их дополнил «домашний театр». Теперь это любимое место встречи театралов и меломанов, музыкантов и актёров. Народ собирается на концерты, камерные спектакли, оперные постановки, вечера чтецов. Приходят и на экскурсии. Здесь на многие годы обосновался Государственный Пушкинский театральный центр, возглавляемый Владимиром Рецептером, здесь репетирует и даёт концерты Симфонический оркестр Санкт-Петербурга под управлением Сергея Стадлера. Завершая наш рассказ, остаётся пригласить и вас, любезный читатель, в гостеприимный особняк на Фонтанке. Как говорится, следите за афишей!

nota bene

Как правило, цоколи частных домов выкладывались из путиловской или пудожской плиты. Даже для самых грандиозных правительственных зданий — например, Главного штаба — применяли облицовку цоколя из розового «дикого камня» рапакиви, которого полно было под Петербургом. Однако амбициозный купец решил облицевать цоколь своего дома дорогостоящим сердобольским гранитом.

a propos

Даже искусствоведы порой используют доморощенный термин «безордерный классицизм», полагая, по-видимому, что ордер — это колонны или пилястры. На самом деле они всего лишь вертикальные элементы ордера — то есть гармонического строя, порядка организации классических архитектурных форм. Ещё Пиранези предложил определять такие фасады словами «астилярный ордер», то есть «ордер, лишённый колонн». Подробнейшее описание убранства особняка, бывшего и существующего, а также имена мастеров и рассказ о реставрации интерьеров вы найдёте в книге Н. Г. Гавриловой и Ю. П. Голикова.

Литература

Медерский Л.А. Дом № 41 на набережной Фонтанки // Архитектурное наследство. Вып. 4. Л.-М., 1953. С. 155-156.
Гаврилова Н. Г, Голиков Ю. П. Особняк Кочневой: Фонтанка, 41. СПб., 1999.

Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.

РекомендуемЗаголовок Рекомендуем