Родился Александр Васильевич Суворов в Москве, там и рос. Вся жизнь его проходила в походах и сражениях на окраинах Российской империи, а то и за её пределами. Отдохновение от ратных дел находил он в своих поместьях — в Кончанском, на земле Новгородской, в Ундоле, во Владимирской губернии, а в последние годы — и в пожалованном ему Кобрине, в Западном Полесье. В Петербурге бывал наездами. Если суммировать время, проведённое полководцем в столице, едва ли наберётся лет десять.
Экскурсионный маршрут по суворовским местам в Петербурге обычно начинают от Музея Суворова или от площади Островского. Про музей в этом номере журнала «Адреса Петербурга» опубликована отдельная статья. Поэтому начнём с Екатерининского сквера. Как известно читателю, у нас есть персональный памятник фельдмаршалу, первоначально установленный по приказу императора Павла Первого на Царицыном лугу, там же, где находился екатерининский обелиск «Румянцева победам». Позднее памятник по замыслу Карла Росси был перенесён на вновь созданную им предмостную площадь, получившую имя Суворова, где возвышается и по сей день. Однако созданный скульптором М. Козловским и архитектором А. Воронихиным монумент, отражая романтические настроения павловского классицизма, представляет полководца в аллегорическом образе бога войны Марса.
Реальный облик Александра Суворова передаёт превосходная скульптура А. Опекушина, изобразившего его в числе девяти важнейших персон «екатерининского века», окружающих пьедестал памятника Екатерине Великой. Рядом с высокомерным Потёмкиным и сосредоточенным Румянцевым, вальяжно восседающими на пьедестале, Суворов весь — порыв! Не снявши ботфортов, опершись коленом на завиток волюты, стоя по-петушиному на одной ноге, он на мгновение вступил в беседу с вельможами, не выпуская из левой руки эфеса шпаги — которую наши питерские вандалы за годы советской власти тем не менее неоднократно у него отнимали, — а правой нервно отбивая какой-то барабанный ритм по собственной коленке, он готов в любой момент сорваться с места, чтобы вновь вести своих чудо-богатырей на очередное сражение с врагом.
Памятник Екатерине Великой сооружали с 1862 по 1873 год по проекту Михаила Микешина. Молодой баталист, уроженец Смоленщины, пригретый царской семьёй, в своём творении стремился закрепить успех монумента Тысячелетию России в Новгороде. Ругать памятник Екатерине принялись, кажется, ещё до его открытия — и за немасштабность, и за мелкотравчатость, и за грузный силуэт, и за то, что он испортил ансамбль Театральной (в ту пору) площади, созданный гением Росси. Сравнение памятника с «сонеткой» — настольным колокольчиком, — принадлежавшее, кажется, Модесту Петровичу Мусоргскому, было ещё не самым обидным. И тем не менее мы любим этот монумент. Скульпторы Матвей Чижов и Александр Опекушин увековечили для нас образы славной эпохи. Где ещё мы увидим столь живые воплощения Дашковой и Бецкого, Державина и Суворова!
На маршрутах, связывающих памятные суворовские места Петербурга, экскурсоводы рассказывают о площадях и рынках, театрах и библиотеках, где «мог бывать Суворов». Скованные рамками журнальной статьи, мы не будем этого делать. Перенесёмся сразу в Семенцы, где начинал свою петербургскую жизнь будущий генералиссимус.
Семенцы — неофициальное название исторического района, расположенного между Введенским каналом, Московским, Загородным проспектами и Обводным. Сейчас это шесть параллельных улиц — некогда Рот, как и в Измайловской слободе до революции, — уже в середине XIX века названных, исходя из соседства с Московским трактом, по именам подмосковных городов, для запоминания порядка которых петербуржцы придумали забавную мнемоническую фразу «Разве Можно Верить Пустым Словам Балерин». Их пересекают Клинский и Малодетскосельский проспекты. Вот на этой территории и располагалась слобода Семёновского полка, в которой начал воинскую службу юноша Суворов.
nota bene
Манерные «Балерины» — здесь явный эвфемизм. Оригинал включает непечатное слово, начинающееся с той же буквы.
Полковой двор находился в районе пересечения Клинского проспекта и Можайской улицы. Переименование Рот в улицы отразило тот факт, что все полковые строения — уже каменные — в конце XVIII века были сооружены восточнее — между Введенским и Звенигородской улицей, а бывшая слобода, с её тогда ещё преимущественно деревянной застройкой, превратилась в обывательский район Петербурга. То же произошло и с прежней Преображенской слободой за Литейным проспектом после строительства казарменного городка в районе Парадной улицы.
В начале XVIII века старейшие гвардейские полки базировались возле Москвы в сёлах Семёновском и Преображенском. Пётр Великий решил перевести их в новую столицу в начале 1720-х годов, разместив, как и в Москве, за пределами города, на «зафонтанных» землях. Однако никакого пристанища для них при нём так и не было создано. Селились гвардейцы, разбросанные по городу, методом «постоя» — в обывательских квартирах, что было неудобно для них и стеснительно для горожан. И хотя Екатерина Первая ещё осенью 1726 года повелела застраивать солдатскими светлицами указанные для этого территории, реально ничего сделано не было. Последовавшая серия дворцовых переворотов, совершаемых при участии гвардии, подтвердила отмеченную Екатериной «нужду в солдатех», однако места для создания слобод Семёновского и Преображенского полков были отведены лишь к концу царствования императрицы Анны Иоанновны — её высочайшим указом 13 декабря 1739 года.
Той зимой «бомбардир-капитан поручик» Иоганн Фердинанд фон Зигхейм, как известно, подписавший двумя годами ранее первый точный топографический план Санкт-Петербурга, выполнил серию чертежей, включавшую «образцовые» проекты жилых и общественных зданий для обеих слобод, распланированных «Комиссией о Санкт-петербургском строении». Эти чертежи до нас не дошли, но об их существовании мы знаем из протоколов заседания штаба гвардии в начале марта 1740 года. Штаб состоял из командования двух полков, но реальным специалистом в строительном деле был лишь граф Бурхард Христофор фон Миних, командир преображенцев. Семёновский полк в ту пору возглавлял юный белобрысый герцог Антон-Ульрих Брауншвейгский, который вот-вот должен был стать наследником престола, а по осени, хотя и весьма ненадолго, генералиссимусом российских войск.
«Господа штаб» рассматривали проекты Зигхейма, входя во все тонкости, вплоть до размещения в солдатских «светлицах» лавок, столов и кроватей. При этом были приняты важные решения относительно ширины улиц, расстановки «светлиц» в кварталах относительно деревянных полковых церквей, которые должны быть «такою пропорциею, как была у Литейного двора, имянуемая Сергия чудотворца», относительно полковых дворов — то есть зданий полковых канцелярий, которые должны были выделяться среди других строений наличием «фронтишицев». Одобрил штаб и предложенные чертежи госпиталей. Все строения предполагалось сделать деревянными. Казарм строить не собирались. И солдаты, и офицеры должны были селиться в избах, спроектированных по принципу «связи», то есть с помещениями по сторонам центральных сеней. Офицерские «светлицы» отличались от солдатских своей добротностью. Избы ставились с разрывами — из противопожарных соображений. Предполагается, что к 1744 году строительство Семёновской слободы на месте нынешних Семенцов было завершено.
Дворянский «недоросль» Александр Суворов был зачислен в Семёновский полк двенадцати лет от роду — в 1742 году, с предоставлением «отпуска» до наступления совершеннолетия. Отпуск продлевали, но всему есть конец, и с 1 января 1748 года начинается служба капрала 8-й роты лейб-гвардии Семёновского полка Александра Суворова. Местом обитания его становится полковая слобода, однако гвардейская служба с её постоянными караульными нарядами позволяет юноше быстро познакомиться с бурной жизнью столицы, с местами расположения императорских резиденций, проведения парадов и торжественных мероприятий. Суворов занимается самообразованием и посещает специальную солдатскую школу Семёновского полка. находившуюся как раз в 8-й роте.
Осенью того же 1748 года с разрешения начальства отлично зарекомендовавший себя капрал перебирается на жительство в 10-ю роту Преображенского полка, в семью своего дяди Александра Ивановича. Новое «суворовское место» было в восточной части Преображенской слободы, где-то в Песках, недалеко от будущего Суворовского проспекта. Кстати сказать, Суворовский проспект приводит нас к ещё одному памятному месту: Воскресенскому Новодевичьему монастырю. Через тридцать лет после описываемых событий, в 1779 году, видя нестроение в семье полководца, Екатерина Великая, по ходатайству самого Суворова, отдала его любимую дочь Наталью на воспитание знаменитой «Лафонше» — С. И. де Лафон, начальнице Общества воспитания благородных девиц, будущего Смольного института, которое в ту пору размещалось в монастырских корпусах, возведённых Ф. Б. Растрелли, где «Суворочка» проучилась 12 лет. Разумеется, при всякой возможности отец навещал её и постоянно присылал письма, гостинцы и подарки. Однако возвращаемся в сороковые годы.
a propos
Михаил Николаевич Микишатьев — архитектор, реставратор, краевед, лектор, автор ряда книг и статей о Петербурге, член Санкт-Петербургского отделения Союза художников России, лауреат Анциферовской премии (2012), авторитет журнала учёта вечных ценностей «Адреса Петербурга».
В Москве капрал провёл 1749 год, служа в составе батальона семёновцев, сопровождавших императрицу Елизавету Петровну в её очередной московский вояж. По возвращении в Северную столицу он опять поселился в семье своих родственников. К концу московской службы Александр произведён был в подпрапорщики, а в апреле следующего, 1750 года майор Семёновского полка Н. Ф. Соковнин взял его к себе ординарцем. Как известно, гвардейские чины по «Табели о рангах» были весомее общеармейских. Никита Фёдорович к этому времени был генерал-майором армии, кавалером ряда орденов и гвардии премьер-майором. Автор увлекательной повести о Суворове, написанной в предвоенные годы, С. Т. Григорьев считал, что Соковнин был старым приятелем отца генералиссимуса, Василия Ивановича, и это обстоятельство предопределило выбор лейб-гвардии Семёновского полка для начала военной службы Александра. Соковнин не только был в состоянии самолично многому научить молодого воина, но и помог ему завершить образование в последних классах Сухопутного шляхетского кадетского корпуса, который помещался в Меншиковом доме, — так сказать, «без отрыва от прохождения службы». Да и сам Соковнин жил неподалёку. Ему принадлежал бывший дом Троекурова на 6-й линии, № 13, хорошо известный петербуржцам со времени реставрации его фасада в 1968 году, к которой не в последнюю очередь был причастен автор этих строк, тогда ещё студент Академии художеств. Между прочим, Никита Фёдорович проявил некоторое самоуправство, позаимствовав во вверенном ему полку походную церковь Введения Во Храм Пресвятой Богородицы и освятив её в своём доме.
В 1750-х годах, до отъезда на театр военных действий Семилетней войны, жизнь Александра Суворова так или иначе была связана с Васильевским островом. Его служебная карьера шла своим чередом, и весной 1754 года он был «выпущен в армию» в чине поручика с назначением в Ингерманландский полк, слобода которого располагалась на острове Голодай. С этого момента он непосредственно подчинён Военной коллегии, занимавшей один из корпусов (четвёртый от Невы) известнейшего здания Двенадцати коллегий, начатого строиться при Петре по проекту Д. Трезини и завершённого уже при Анне Иоанновне. Когда спустя пару лет Суворова назначили генерал-аудитором, Военная коллегия стала постоянным местом его службы. А потом, после завершения военных действий в Восточной Пруссии, Суворов — уже полковник — был поставлен новой императрицей во главе Суздальского полка, который был расквартирован в юго-западной части всё того же Васильевского острова.
Авторы книги «Суворов в Петербурге» Г. И. Меерович и В. Ф. Буданов неоднократно отмечали, что в 60-х годах во время кратких наездов в столицу Александр, скорее всего, жил в доме своего отца, но где находился этот дом, им не удалось узнать. В эти годы Суворов становится известен императрице Екатерине Второй, в дальнейшем, во время пребывания в Петербурге, неоднократно бывает на аудиенциях, на приёмах, на торжественных балах и на интимных обедах в недавно возведённом новом Зимнем дворце, в пригородных резиденциях. В конце 1770-х обсуждает планы южных походов с Григорием Потёмкиным, который в ту пору жил в так называемом Шепелевском доме на Миллионной улице, рядом с Зимней канавкой. На его месте теперь всем известное здание Нового Эрмитажа — «Императорского музеума», — построенное по проекту Лео фон Кленце. Беседуя с Потёмкиным, мог ли думать Суворов, что спустя двадцать лет его, уже фельдмаршала, при триумфальном возвращении в Петербург после усмирения Польши поселят в Таврическом дворце — в бывшей усадьбе некогда всесильного фаворита Екатерины! Кстати же, за полгода до того в Таврическом дворце в отсутствие Суворова была отпразднована свадьба его дочери с Николаем Зубовым, старшим братом Платона Александровича, тогдашнего екатерининского фаворита.
А если уж мы заглянули на Миллионную улицу, от неё рукой подать до Марсова поля. Дом № 3 принадлежал П. А. Румянцеву-Задунайскому, прославленному военачальнику, одному из наставников будущего генералиссимуса в воинской науке. Тот старинный особняк скрыт, конечно, под позднейшими перестройками. Когда-то это был двухэтажный дом с мезонином, прикрытым восьмиколонным портиком колоссального коринфского ордера и треугольным фронтоном, возвышавшимся над подъездной аркадой. Его можно увидеть на картине Г. Чернецова «Парад на Царицыном лугу» 1837 года. Впрочем, величественный облик придал особняку архитектор Л. Руска уже в начале XIX столетия, перестраивая дом для сына Петра Александровича, Михаила Румянцева. При его отце дом выглядел куда скромнее. Никакого портика не было.
В конце «осьмнадцатого столетия» пристанищем Суворова во время его приездов в Петербург стал дом № 23 на берегу Крюкова (Никольского) канала. Он сохранился до наших дней. Двухэтажный дом полковницы Марфы Фоминой с небольшим треугольным фронтоном скромно оформлен сандриками и плоскими филёнками над окнами верхнего этажа. При небольшой высоте его фасад довольно протяжённый. Сравнивая его облик со старинными фотографиями, мы видим, что дом расширен вправо. Ряд окон увеличился на три. При этом былая симметрия оказалась нарушена. Обширную квартиру в бельэтаже занимал известный в конце XVIII — в начале XIX века граф Д. И. Хвостов. В 1789 году он женился на племяннице Суворова А. И. Горчаковой. Аграфена Ивановна была дочерью младшей сестры Александра Васильевича — Анны. Таким образом, Хвостов, человек весьма состоятельный, породнился к тому же с представителями высшей аристократии России. Родство же с Суворовым помогло служебной карьере графа, которой полководец, с его влиянием при дворе, весьма активно содействовал.
Мы помним графа преимущественно по пушкинским строкам из «Медного всадника»: «Граф Хвостов / Поэт, любимый небесами, / Уж пел бессмертными стихами / Несчастье невских берегов». Ироническое отношение к его литературным трудам надолго закрепилось в XIX веке и заклеймило его как бездарного графомана. На самом деле, как считают современные исследователи творчества Хвостова, его поэзия была вполне на среднем уровне стихотворцев «галантного века». Но он оказался глух к веяниям новой эпохи. Приятель адмирала Шишкова и литератора Державина, он входил в их «Беседу любителей русского слова». Будучи упорным последователем классицизма, в веке пара и электричества он попал в безнадёжные архаики. Вместе с тем такие выдающиеся литературоведы ХХ века, как Ю. Тынянов и Ю. Лотман, занимались изучением его творчества, а в самом конце минувшего столетия появилась масса исследований наследия графа Хвостова.
В конечном счёте в контексте нашего рассказа достоинства и недостатки поэзии графа имеют мало значения. Гораздо важнее то, что простодушный Дмитрий Иванович отличался редкостной добросердечностью. А в ту пору, когда он был прикомандирован к Суворову в Черниговский полк, показал себя исключительно толковым и исполнительным сотрудником. Фельдмаршал доверял ему самые деликатные и ответственные поручения. Поэтому благожелательное отношение полководца было не просто стремлением «порадеть родному человечку», а результатом вполне заслуженного признания его усердия и человеческих достоинств. И наконец, самое главное: Суворов на склоне лет наконец-то обрёл у Хвостовых свою собственную семью, а в доме на канале — свой кров. Там его встречали с неизменными любовью, заботой и радушием. Мало того, после выпуска из Смольного института и до своего замужества в семье Хвостовых жили любимая дочь генералиссимуса Наташа — «Суворочка», как он ласково её называл, — и его сын Аркадий. Обделённые в детстве родительским теплом, они нашли его в семье дяди и тётушки. Подолгу гостила у Хвостовых и другая сестра Суворова — Мария Васильевна Олешева.
Именно в этот дом в апреле 1800 года возвратился смертельно больной семидесятилетний фельдмаршал после изнурительного Итальянского похода. Готовившаяся императором триумфальная встреча полководца была отменена. Возможно, измученный Суворов и не смог бы вынести пышных торжеств. Но. как говорится, «по факту» он был глубоко оскорблён своим безвестным прибытием в столицу. Когда император Павел Первый прислал обер-шталмейстера графа Ивана Кутайсова на Крюков канал навестить больного, царедворец явился в красном мальтийском мундире, с Андреевской голубой лентой через плечо. Суворов осыпал его издевательскими вопросами, а потом позвал своего лакея и назидательно сказал ему: «Прошка! Посмотри на этого расфуфыренного господина. Он был такой же холоп, как и ты, да он турка, так он и не пьяница. Вот видишь, куда залетел! И к Суворову его посылают. А ты вечно пьян, и толку из тебя не будет. Возьми с него пример, и ты будешь большим барином».
Не прошло и месяца, как из дома на Крюковом канале генералиссимус отправился в свой последний путь — в Александро-Невскую лавру. На надгробной плите в Благовещенской церкви после слов «Здесь лежит Суворов» шли многочисленные титулы полководца. В середине XIX века внук его, знаменитый санкт-петербургский генерал-губернатор Александр Аркадьевич Суворов, заменил плиту той, которую мы знаем, а титулатуру оставил на бронзовой эпитафии, укрепленной на стене рядом с могилой.
На обложке статьи скульптура Суворова перед зданием Мемориального музея А. В. Суворова. Фотография Анастасии Савчук
