Мой отец был капитаном третьего ранга, командиром пограничного корабля, и в детстве наша семья подолгу жила в разных приморских городах. В 1972 году мы переехали в Высоцк. Я приехал на остров шестиклассником. И провел там три года — целую подростковую жизнь, насыщенную переживаниями и событиями. Многое из того, что сохранилось в памяти с тех времен, окрашено каким-то ощущением восторга, сильными и возвышенными эмоциями. С тех пор как мы уехали с острова, прошло тридцать лет. До этого летая ни разу не возвращался туда.
Город-Призрак
В сущности статус города закрепили за Высоцком финны. Когда на острове установилась советская власть, все финские постройки были снесены подчистую. Вместе с ними исчезла и местная топонимика. Из имени названий, звучавших в Уурасе, мы знали только одно — Рюти. Впрочем, и об этом финском генерале было достоверно известно лишь то, что раньше он имел большую дачу в камышовой заводи.
В семидесятые годы ничто не напоминалов этом месте город, кроме нескольких каменных строений, в которых жили офицеры и их семьи. Наш дом был белым с плоской крышей.
Ни «Орбиты», ни «Кометы»
Очагом культуры в городке был матросский клуб. Заведение, где по субботам и воскресеньям матросы с местными девушками танцевали под какой-то отечественный магнитофон, не то под «Комету», не то под «Орбиту». Я помню клуб очень хорошо, и вот почему: будучи в седьмом или восьмом классе, мы с друзьями решили создать группу, ВИА. Название для нее предложил я — Sea Children, «Дети моря», и все согласились — круто.
Директор клуба был знакомым нашего знакомого, и мы договорились играть на танцах. Долго репетировали. «Альбатрос печально вьется над волной», как сейчас помню. На первом выступлении мы были неодобрительно освистаны, а в следующее воскресенье нас едва не закидали тухлыми помидорами. Матросы были категоричны: чтобы вас тут больше не было, а то мы вам харю начистим. И стали опять под эту «Комету» танцевать.
Пушкин с портфелями
Список реликтов пополнила и моя старая школа, желтенький двухэтажный дом, построенный пленными немцами. Я помнил ее такой: справа от входа стоит гипсовый памятник Пушкину со скрещенными на груди руками. Мы, мальчишки, когда заигрывали с девочками, отнимали у них портфели и забрасывали Пушкину на руки. Памятник был высоким, девочки — маленькими, и они прыгали, пытаясь достать застрявшие на груди у статуи портфели.
Ни девочек с портфелями, ни Пушкина на месте я не застал. Здание старой школы заброшено — недавно неподалеку построили новую, и моя alma mater стоит теперь разрушенной, со следами пожара и пустыми бойницами вместо окон.
Порт-горелка
От школы тропинка вела к стрельбищу, которое упиралось в залив. Теперь в этом месте строятся коттеджи, но все еще стоит сосна, к которой прибита обшарпанная табличка «Стой! Стреляют». Пройдя стрельбище насквозь, я надеялся попасть в то место, где мы с приятелями летом проводили половину свободного времени. Мы называли его «Горелка». Из воды там торчали такие огромные деревянные сваи, остатки финского пирса, мальчишки именовали их «бакенами». Старые опоры отлично подходили для того, чтобы с них ныряли и «пауком» — это такой большой сачок — ловили мальков для рыбалки.
За коттеджами начинался забор. Тут построили новый порт. Я попытался проникнуть на его территорию как фотограф Журнала Учета Вечных Ценностей. Но охрана там оказалась бдительней, чем пограничники во времена моего детства. Не подействовали на человека из местного Первого отдела и мои сентиментальные объяснения про отроческие воспоминания. Но ничего не поделаешь, в порт меня так и не пустили.
Острова
На лодках мы подходили к Школьному острову, чтобы попасть на огромные земляничные поляны, а по грибы нужно было грести к «Шестерке», как называли местные остров Крепыш. Особой притягательностью обладал Игривый. С Балтийского моря на остров выносило всякие загадочные вещи с иностранных судов. В стране без импорта даже пустой пакет с латинскими буквами мог вызвать дикий восторг, а нам попадались самые невероятные штуковины, вплоть до зарубежного презерватива.
Был и запретный остров, Малый Высоцкий. В условиях строгого советского пограничного контроля он представлял собой абсурдный казус, поскольку был взят на 50 лет в аренду финнами. Остров находится как раз напротив воинской части, рукой подать, метров семьдесят через протоку. На нем стояли какие-то сараи и копошились финны — толи лес они заготавливали, толи еще чем-то заграничным занимались. Под самым носом у них ходили военные корабли, базировались секретные установки. И любой западный шпион мог запросто туда приехать и, сидя на бережку, смотреть, что делается в воинской части. Однако для своих в Высоцке действовал жесткий пропускной режим.
Нам, детям, было сказано, что на остров переплывать нельзя, потому что там «заграница». Но, собственно, делать там было нечего, мы и не плавали.
Посторонний на территории
Рядом с маяком есть уютное такое местечко: насыпь из камней, заводь, скала и гранитная плита, уходящая в море. Там очень удобно было купаться, прыгать с камней в воду. У плиты я обнаружил очередную табличку «Посторонним вход воспрещен». Не ощущая себя таким уж посторонним, я вошел, точнее, въехал. На мое счастье, местная сторожевая собака спала. Я ехал на велосипеде и очень живо представлял себе, что будет, если она проснется.
Там, где мы всегда прыгали в воду, сейчас находится ООО «Приморский рыбак». Повсюду сушатся сети, лежат якоря, поплавки, лодки на берегу, ящики для рыб, стоят какие-то сарайчики. Само место мало изменилось, может быть, стало даже более фотогеничным. Вот только загородка, и этот «вход воспрещен»…
Я начал фотографировать, и тут же пришел пожилой человек, видимо сторож, и, закричал — не мне, а собаке: «Почему посторонние на территории?!» Я внутренне сжался, приготовился к тому, что эта собака сейчас пойдет разбираться, кого это она пропустила. И постарался поскорее объяснить, что посторонний я не совсем. Сторож, лет на двадцать меня старше, не удивился, когда я сказал про 30 минувших лет и про то, что у меня отец здесь служил.
Я спросил, не укусит ли меня собака. Оказалось, что обычно незнакомцев она сразу пытается ухватить за ногу. А во мне, видно, почуяла местного. Но все-таки обратно я проходил пешком. Осторожно, тихо, загораживаясь велосипедом.
«Супер-пересупер»
Две длинных косы на острове расположены так, как будто образуют ворота в залив. Суда, следующие по фарватеру, проходят мимо них, как в окошке старого игрового автомата. Это если смотреть из бухты. А если отправиться на велосипеде на один из двух мысов, то окажешься у открытого моря, среди нагромождения массивных валунов. Дорога долгая: то на велосипеде, то пешком, потому что песок и корни сосен мешают ехать. Но ради того, чтобы почувствовать залив со всех сторон, мы делали шалаши и оставались на косе несколько дней. Этот путь я приберегал напоследок — если успею. Время оставалось, и я покатил по лесной дорожке. Но вскоре с нее свернул, потому что откуда-то поблизости доносился страшный скрежет и стон, гулкие удары, громыхание, рычание моторов. Мне стало казаться, что весь остров стонет и ходит ходуном. Я пошел на звук и, пробравшись через чащу, попал на стройку немыслимых масштабов. Возводились стальные, огромные, высотой с четырехэтажный дом, нефтехранилища. Вокруг вырублено несколько гектаров леса, и вся эта площадь изрыта котлованами и заполнена гигантскими кранами, бульдозерами, цистернами под нефть. По сравнению с будущим нефтяным терминалом солидный грузовой порт, который я разглядывал с берега полчаса назад, показался несерьезной детской площадкой.
«Лукойл» купил остров, и сделает тут все супер-пересупер, — поведал мне мальчик, которого я час назад встретил у крепости, — а от города и части вообще ничего не останется». Это «ничего» больше не было для меня детским преувеличением.
Тут же, среди громадных стальных цилиндров, у меня в памяти всплыл еще один разговор, тридцатилетней давности. Как-то мы с друзьями шли купаться на Горелый пирс. И по пути фантазировали, представляя себе, во что превратятся окрестности к двухтысячному году. К небоскребам, «геликоптерам» и трубам со скоростными поездами добавлялось все больше декораций в духе обложек «Техники молодежи». До тех пор, пока один из нас — может быть, я? — не заявил: «А вообще, ребята, лучше бы ничего не менялось. Вот пирс у нас горелый, но с него нырять можно. А представляете, если настроят здесь всякой муры и будут геликоптеры или тарелки летающие над ними висеть – чего хорошего?»
Как в воду глядел.
Обложка публикации:
Табличка при входе на территорию секретного объекта.
Фотография Андрея Кузнецова
