Путешествие высочайшей особы в полуденный край не имело прецедентов — ни по масштабам, ни по числу участников, ни по стоимости... Светлейший князь Григория Александрович Потёмкин, необыкновенный всегда и во всём, явился здесь столько же деятельным, сколько был ленив в Петербурге. Как будто какими-то чарами умел он преодолевать всевозможные препятствия, побеждая природу, сокращая расстояния, скрывать недостатки, обманывать зрение, давать пищу уму на пространстве долгого пути и придавать степям обжитой вид. Его указом был задуман и воплощён в жизнь художественный проект «О способах встречания Императрицы во время Высочайшего путешествия в полуденный край (Тавриду и Крым)», автором которого выступил известный русский зодчий И. Старов. Оценить труд своего фаворита венценосная особа смогла в первый же день своего приезда в Крым: 19 мая царицын поезд въехал в Перекоп — «каменное четырёхугольное укрепление и поселение, состоящее из нескольких домишек». Ворота крепости были украшены афоризмом Потёмкина: «Предпослала страх и принесла мир». Путь в Крым был открыт.
В Перекопе для императрицы был устроен завтрак в доме «имеющего смотрение при соляных озёрах надворного советника Свербеева и поднесены 13 родов самосадочной соли», что по тем временам было драгоценным, стратегическим товаром империи. Пожелав лично ознакомиться с соляными промыслами, Екатерина выдвинулась к Солёному озеру и местечку под названием Пять Колодезей. «Дорога как по бильярду, ни за что ни зацепишься», — с удовольствием отмечала она в письме. Приятным и торжественным делал этот выезд и сопровождавший кортеж отряд донских казаков под предводительством бригадира Денисова. До конца дня государыня успела повидать деревни Дюрмень и Айбар, в последней же для неё и был устроен ночлег.
Следующий день был ознаменован путешествием в Бахчисарай, путь до которого лежал через деревни Такил и Алма-Кермен (ныне село Заветное Бахчисарайского района), где путников встретили татарские мурзы при полном параде и Таврические конные дивизионы, составленные из вольновступивших в службу татар. Так этот эпизод запомнился послу Франции Сегюру: «При выезде нашем мы увидели довольно значительный отряд татарских всадников, богато одетых и вооружённых: они выехали навстречу государыне, чтобы сопровождать её на пути. Монархиня, с мыслями всегда возвышенными и смелыми, пожелала, чтобы во время её пребывания в Крыму её охраняли татары, презиравшие женский пол, враги христиан и недавно лишь покорённые её власти. Этот неожиданный опыт доверчивости удался, как всякий отважный подвиг».
Предводители дивизионов исполнили желание Екатерины и, разделившись по обеим сторонам дороги, препровождали её до самого въезда в Бахчисарай. Императрица же обратила всё внимание на открывавшиеся пейзажи: «В жизни своей не видела таких высоких гор, граф Фалькенштейн сравнивает их с Альпами…» — писала она.
Впрочем, граф Фалькенштейн, под чьим именем скрывался австрийский император Иосиф Второй, сравнивал не только ландшафты. В его письмах фельдмаршалу Ласси можно уловить скептическую нотку в отношении всей крымской авантюры: «Беспорядок во время этого путешествия происходил невообразимый… Один поскакал вперёд, а другие поспевай, как знают. Я с большим любопытством ожидаю посмотреть, как всё это наконец устроится». А устраивалось всё как всегда в самую последнюю минуту. Только в феврале приступили к срочному ремонту и живописной росписи Бахчисарайского и Карасубазарского дворцов и еле поспели к приезду императрицы. Делались распоряжения, чтобы к Перекопу и к Бахчисараю посланы были татары, киргизы, ногайцы и туркмены для поклонения императрице. Принимались даже меры, чтобы в Бахчисарае увеличилось число жителей. Для экипажей было вытребовано 2000 донских лошадей, войлочные кибитки, заготовили лёд, деревянную посуду, левантийский кофе и ещё кучу мелочей, многие из которых так никогда и не потребовались.
Кроме того, приуготовлялся в Бахчисарае и модный фейерверк, впрочем, так и не случившийся — суровая зима с глубокими снегами помешала успеху работ. Однако дело спасла иллюминация, хоть и сооружённая на скорую руку, можно сказать из подсобных средств — по приказу Потёмкина во всех мечетях и домах всю ночь не гасили огни. Романтически настроенный Сегюр писал: «Город был иллюминирован до самых верхов гор, что представляло очень красивое зрелище. Мы остаёмся здесь на целые сутки». Увиденное удовлетворило Екатерину, она живо реагировала на окружающие красоты и находила, что Бахчисарай «похож на те китайские рисунки, которые изображают жилища тамошних стран».
Путешествие продолжилось 22 мая: через Мекензиевы горы и город Инкерман царицын кортеж отправился в Севастополь, где был дан обед, салют и как великое чудо представлена Черноморская флотилия. В десять часов вечера, когда стемнело, четыре корабля из новоиспечённого флота весьма удачно взорвали потешную крепость, построенную на северной стороне. Счастливый Потёмкин закатил для всех пир на всю ночь, а взоры пирующих ублажала шикарная иллюминация гавани. Однако императрица посчитала всё это не столько замечательным, сколько «премилым» и отписала барону Гриму: «Здесь, где тому назад три года не было ничего, я нашла довольно красивый город и маленькую флотилию, довольно живую и бойкую на вид… Граф Фалькенштейн, по-видимому, очень доволен, а принц де Линь говорит, что это один непрерывный праздник».
На следующий день путешественники отправились в Байдарскую долину. Здесь не планировались ни иллюминация, ни фейерверк, поэтому Потёмкин предполагал поразить Екатерину величием природы, в чём и преуспел. Екатерина, никогда прежде не видевшая настоящих гор, писала: «Помню я, что Валдайские горки казались высоки, но после Таврической той, на которую мы поднимались шесть вёрст и спускались столько же, чаю, покажутся аки бородавки».
Остались и другие воспоминания государыни об этой поездке — о том, что в угоду настойчивости князя Потёмкина, решившего непременно показать высочайшим особам двух ангорских козлов и некое подобие английского сада в своём имении, они в полной мере вкусили прелести и ужасы горного бездорожья, да так, что вместо Симферополя вся компания вернулась в Бахчисарай, и то только в час ночи. «Чуть не угробили двух императоров», — резюмировала Екатерина.
Величественные виды полуострова словно оживляли мифические образы. Так, возле деревни Кадыкой гостей встретила рота «амазонок». Это были сто вооружённых всадниц в специально пошитой униформе: юбки малинового бархата, куртки зелёного бархата, белые тюрбаны. Роль мифических женщин-воительниц было поручено сыграть жёнам и дочерям офицеров расквартированного в Балаклаве греческого батальона. Командовала экзотическим воинством Елена Сарандова, жена старшего офицера подразделения. Екатерина была в умилении. «Поздравляю вас, амазонский капитан! Ваша рота исправна. Я ею очень довольна!» — произнесла императрица и позднее прислала в подарок перстень с бриллиантом, а каждой из амазонок — по сто рублей. Впрочем, вскоре после этого амазонская рота была расформирована.
Симферополь, новая столица Крыма, встретила путешественников 26 мая. После встречи с губернским аппаратом и посещения маленькой церкви на месте современного Петропавловского собора был дан обед на сорок шесть персон. В тот же день в шестом часу пополудни вся кавалькада прибыла в Карасубазар. Здесь, наконец, состоялся знаменитый фейерверк, который предполагалось совершить ещё в Бахчисарае. Гениальный режиссёрский талант светлейшего князя Григория Потёмкина, не встречая препятствий, развернулся в полном блеске, превратив демонстрацию военной мощи и политического блеска в грандиозное и несколько эксцентричное театральное шоу. На князя смотрели уже как на главного распорядителя «бала-маскарада». Граф Сегюр писал: «Если природа в этих местах не представляла августейшим путешественникам предметов, достойных их любопытства, то неутомимая деятельность князя Потёмкина дополнила этот недостаток… он развёл на берегу Карасу обширный английский сад и посереди его выстроил изящнейший дворец. Здесь уже не Армида очаровала Ринальдо; напротив русский Ринальд совершал диво для своей Армиды».
Когда же вечером Екатерина в сопровождении Иосифа Второго вышла из дворца, «зажжён был неподалёку приуготовляемый фейерверк с произвождением прежде и после фейерверка пушечной пальбы из поставленных перед домом на вершине горы артиллерийских пушек; по сожжении фейерверка, горы, окружающие долину, где дом с садом и рощею, множественным числом плошек были иллюминированы, — витиевато документировал в официальном журнале путешествия камер-фурьер. — А как для смотрения оного собралось множественное число обитающих в Карасубазаре татар, которые, стеснившись, занимали горы и сколько сему любовались, столько напоследок были устрашены пущенными в великих тысячах ракетами, от чего в самое короткое время не только на горах, даже и в низу оных татарских зрителей не видно было».
Собственно фейерверк, состоящий по одним сведениям из двадцати тысяч ракет, а по восторженным воспоминаниям Сегюра — из трёхсот тысяч, взорвался над самой вершиной величественной Ак-Каи. Надо признать, что с тех пор Белая скала никогда больше не удостаивалась такого пышного убранства. Чтобы доставить императрице удовольствие от этого зрелища, Потёмкин переправил сюда часть бомбардирской роты Преображенского полка, которая специализировалась на устройстве пиротехнических забав. За фейерверком последовала иллюминация не только английского парка, но и всех окружающих высот, где в двух местах горели вензеля Екатерины. Всё это была работа солдат: они наливали и зажигали стаканчики и даже наделали десять тысяч плошек. Император Иосиф так был поражён увиденным, что написал своему фельдмаршалу: «Представьте себе, что сало для плошек привезено из окрестностей Москвы, и тогда вам будет понятно, что в этой стране не останавливаются ни перед какими трудностями и издержками и что здесь всё возможно!» Восхищение австрийского императора не знало границ: всегда сдержанный в похвале, он честно признавался в беседе с принцем Нассау-Зиген, что «никогда не видел ничего подобного». По окончании зрелища он призвал к себе обер-фейерверкера и подробно расспросил его о количестве ракет «на случай, чтобы знать, что именно заказать, ежели придётся сжечь хороший фейерверк».
На следующий день венценосные путешественники отбыли в Старый Крым. Вечером, несмотря на ненастную погоду, весь сад вокруг армянского монастыря, переоборудованного под дворец,
и вся округа были иллюминированы. После посещения руин Феодосии 29 мая Екатерина с сопровождающими вернулась в Карасубазар, где состоялась новая иллюминация. В садах зажглись фонарики, а все горы в округе были увенчаны вензелями императрицы, составленными из пятидесяти пяти тысяч горящих плошек. Конечно, всё это было придумано и воплощено князем Потёмкиным с единственной целью — морально уничтожить своих врагов, обвинявших его в злоупотреблении властью и денежных захватах по случаю устройства Крыма. Показательное шоу ему вполне удалось, и Екатерина Вторая в самом чудесном расположении духа отправилась в обратный путь.
