В смутные дни революции Павел Александрович и его супруга имели возможность уехать, но так и не собрались, поскольку не верили в долгосрочность «тёмного царства» — так княгиня называла Россию при новой власти. Ольга Валериановна, оставившая эмоциональные и искренние воспоминания, писала: «Большевизм — это просто один большой обман, мыльный пузырь, и долго он, даст Бог, не продержится». Вместе с ней заблуждался и великий князь, который, находясь в заточении, говорил: «Надеюсь, что проклятая власть долго не протянет, и что всей семьёй, свободные, счастливые, встретимся мы однажды во Франции, в обетованной земле».
Не покинула семья Павла Александровича большевистскую Россию ещё и потому, что очень любила свой дом в Царском Селе, который обрела слишком поздно, в 1914 году, но в котором была счастлива. Идея его постройки возникла сразу после того, как в 1908-м великий князь получил разрешение вернуться на родину.
Великий князь вынужден был выехать из России, чтобы обвенчаться с О. В. Пистолькорс, урождённой Карнович. Факт этой женитьбы вызвал негодование Николая Второго, лишившего великого князя не только чинов, но и возможности вернуться в Россию и видеться с детьми. Неравный брак своего дяди император признал в 1904 году, в 1908-м его супруге был открыт въезд и дано разрешение поселиться в Царском Селе. Наконец, узаконен брак был в 1915 году, тогда же супруга и дети получили титул князей Палей.
В Царском Селе, на приобретённом в 1910 году участке, по проекту архитектора К. К. Шмидта был построен дом с хозяйственными пристройками — настоящая усадьба с большим садом и службами, включавшими экипажный сарай, где впоследствии недолго хранились привезённые из Франции автомобили. Самый роскошный из них был конфискован ещё Временным правительством; потом им пользовался В. И. Ленин.
Строительство велось в 1911–1913 годах французскими и бельгийскими рабочими из материалов, привезённых из-за границы. В новом дворце всё было предусмотрено для комфортного жилья и независимого существования, включая автономную электростанцию и водопровод. Как в облике здания, так и в решении интерьеров проявился вкус хозяйки и общее увлечение историческими стилями. Оформление внутренних пространств и отдельные предметы содержали отсылки к французским королевским прототипам — Малому Трианону в Версале и дворцу в Компьене, а фасад напоминал об особняке в Булонь-сюр-Сен, где семья жила в изгнании.
Вкус заказчицы и изысканную отделку дворца обсуждали в высшем свете Северной столицы. Со слов мемуаристки известно, как Николай Второй на вопрос Александры Фёдоровны к княгине Палей о Ливадийском дворце пришёл на помощь смутившейся Ольге Валериановне, сказав: «…в Царском… у княгини Ольги самый красивый на свете дом, не дом, а музей. Что после этого она тебе скажет про наш? У нас там всё вперемешку..., а в результате никакого стиля».
Описанию дворца, который произвёл впечатление на современников и, впоследствии, на специалистов, посвящены два небольших издания, появившиеся в 1920-х годах. В 1922-м царскосёл Э. Голлербах написал очерк о национализированном дворце и его коллекциях, в 1925 году в книге о Царском Селе этот уникальный памятник описал В. Курбатов.
Из краткого путеводителя Голлербаха можно составить представление об убранстве дворца, разорённого уже в конце 1920-х годов. Первый этаж автор назвал «вполне законченным музеем». Это был итог многолетних поисков, свидетельство вкуса, интереса, любви и знания собирательницы, целеустремлённо и продуманно формировавшей свою коллекцию.
После закрытия музея часть этой коллекции, в том числе хрусталь и фарфор, была передана в Эрмитаж; 3,5 тысячи книг — в Государственную публичную библиотеку, а затем — в Театральную библиотеку. Во дворце по инициативе С. М. Кирова открылся Дом партийного просвещения. Во время фашистской оккупации Пушкина дворец Палей, в котором размещались подразделения Вермахта, сильно пострадал. В 1952-м он был передан Военно-морскому министерству. С 1950-х годов в нём находилось строительное училище. Строительным управлением Ленинградской военно-морской базы и силами курсантов в 1954 году дворец был реконструирован; его фасад и внутренняя планировка сильно видоизменены. В настоящее время здание передано Институту Турнера.
Среди произведений живописной коллекции выделялись работы французской школы XVIII века — натюрморт Ж.-Б. Шардена «Атрибуты искусств», женская головка Ф. Буше, рисунки Буше и Ж.-Б. Грёза, портрет работы Ж.-М. Натье, три пейзажа Г. Робера. Италия была представлена видом Венеции Б. Беллотто, Англия — работами Т. Лоуренса и Дж. Доу. Бесспорным украшением собрания являлся портрет юноши кисти А. Ван Дейка. Среди работ русских живописцев выделялись портреты В. Л. Боровиковского и пейзаж с видом биржи Ф. Я. Алексеева.
Особую часть собрания составляла иконография Александра Второго, отца великого князя. В парадных залах можно было видеть портреты царя-освободителя в детстве и юности, как живописные, так и скульптурные. Один из них, по словам Голлербаха, изображал «Александра Второго совсем малюткой, enface, с ружьецом в руках; кажется, это единственный портрет, не воспроизведённый гравюрой. Другой портрет изображает его же в казачьем мундире, в рост (1827 г.)», на третьем, копии с Ф. Крюгера, Александр Второй был запечатлён в возрасте 15 лет. 1839 годом датирован мраморный бюст Александра Николаевича, выполненный известным миланским скульптором П. Маркези.
К другим портретам представителей рода Романовых принадлежали копии знаменитого изображения Екатерины Второй в зимнем наряде с оригинала М. Шибанова, портрет великой княгини Марии Фёдоровны с оригинала А. Рослина, а также портреты хозяев дворца: живописный Ольги Валериановны 1902–1904 годов и пастельный Павла Александровича 1910 года. Оба изображения были выполнены во Франции П.-А.-Ж. Даньян-Бувре.
Гордостью собрания по праву считались изделия из фарфора, стекла и камня. Эти предметы не просто хранились, но выставлялись как в музее в специально изготовленных витринах в гостиных и кабинетах бельэтажа. К достопримечательностям дворца относился клавесин Марии-Антуанетты, по преданию находившийся некогда в Трианоне. Несмотря на то, что большая часть мебели была создана по заказу княгини в Париже, среди предметов находились и антикварные экземпляры — кушетка времени Людовика Пятнадцатого, стул елизаветинской эпохи из кладовых Таврического дворца, столики-бобики екатерининского времени, два кресла и два стула, принадлежавшие маршалу Л.-Н. Даву. Бронза для дворца — фонари, люстры и бра — была выполнена также во Франции на фабрике братьев Делиль, существующей и ныне.
Ольга Валериановна так любила свой дом, что уже в первые месяцы революции, когда жизнь ещё шла обычным ходом, видела сны, в которых дворец был объят огнём, а вещи переломаны и разворованы. «Увы! — писала впоследствии княгиня. — Поздней, когда государя сослали в Тобольск, и ничто нас в Царском не удерживало, они-то, ценности, предметы искусства и погубили нас! Нам бы уносить ноги, пока не поздно, а мы сидели как пришитые, не в силах расстаться с любимыми вещами. Могла ли я помыслить, что отдам за них самые мои великие сокровища: жизнь мужа и сына!»
Однако первое время о будущем старались не думать; семья изо всех сил поддерживала прежний уклад, несмотря на то, что жизнь за оградой усадьбы стремительно менялась: мчались конные эстафеты, всё чаще слышалась артиллерийская стрельба. 30 октября 1917 года в Царское вошли большевики и уже на следующий день появились во дворце. С этого момента обыски и посещение представителей Царскосельского Совета стали регулярными: искали муку и оружие, а не найдя, забирали коллекционные экземпляры оружия из собрания великого князя и деньги на нужды местного Совета. В эти же дни был разграблен и уничтожен погреб с винами, которые собирались великокняжеской семьёй с 1880 года.
Но и здесь княгиня не дрогнула и продолжала бороться: её стараниями Комиссия по изящным искусствам «озаботилась судьбой дворца» и в январе 1918 года объявила его «народным музеем», оставив Ольгу Валериановну «владелицей и хранительницей». Княгиня расставила мебель, сняла чехлы и открыла дворец для посетителей два дня в неделю. «Так любила я свой дом, что лишний раз показать его было мне в великую радость! — писала Ольга Валериановна. — Но и посетителям отдам должное. Приходили они не глазеть, а узнавать. В солдатах, матросах налицо был интерес к искусству и чувство прекрасного». Проживая во дворце великого князя Бориса Владимировича, Ольга Валерьяновна «между тем… по-прежнему часто бывала у себя во дворце. Дважды в неделю водила толпы посетителей, в остальное время могла ходить, где хотела». Последние слова потрясают: в своём родном доме, созданном для комфортной жизни и любимых людей, в окружении любимых вещей и произведений искусства, где за каждым предметом — живая история семьи, хозяйка принимает экскурсантов, а в остальное время ходит, где хочет… О чём думала, что чувствовала в эти минуты Ольга Валериановна, вряд ли можно представить в полной мере…
В сентябре 1918 года княгине и её семейству нанесли ещё один удар: декретом за подписью Г. Е. Зиновьева «имение гражданки Палей» было национализировано. Семье разрешили забрать «иконы, фотки, тряпки, бельё нательное», в то время как «кухня и утварь… бельё, скатёрки» пошли школам, «кочегарка — городу». Смотрителем национализированного хозяйства был назначен «товарищ Телепнев». «Прошла я по дому, мной созданному: прекрасен, но счастье не зажилось в нём! Я припомнила все эти четыре года: войну, болезнь мужа, революцию и, наконец, большевистский грабёж», — с грустью констатировала княгиня. «Для очистки совести» она продолжала ещё бороться за дом, за родных, используя все методы… Но это уже было бесполезно. Вскоре великий князь погиб, княгиня Палей вынуждена была бежать, дворец стал местом, куда свозили конфискованное имущество из других царскосельских особняков, покинутых владельцами.
В 1922 году, на пятом году советской власти, вопреки декларациям о сохранении историко-художественного наследия, началось изъятие ценностей из крупных государственных собраний. В 1924-м начала работать Комиссия по учёту и реализации государственных фондов. Её основной задачей стала продажа предметов на внутреннем, а уже через несколько лет — на внешнем рынке. В 1928 году из-за дефицита бюджета Совнарком вынужден был принять секретное постановление об усилении экспорта предметов старины и искусства. Говоря о музейных объектах, в первую очередь имели в виду предметы из дворцов-музеев, усадеб и имений, якобы «не имеющие художественного значения». Одновременно устанавливались связи с известными торговыми фирмами в Берлине, Париже и Лондоне. Франция, где после революции оказалось около полумиллиона бывших соотечественников, имущество которых предлагалось на продажу, отказалась от аукционов, опасаясь исков и затяжных конфликтов. Напротив, Германия охотно пошла на контакт. Первые публичные торги состоялись в Берлине уже в 1928 году: они проводились известным Аукционным домом Р. Лепке, который устраивал «русские распродажи» пять раз, вплоть до 1932 года.
В истории распродажи имущества из дворца Палей участвовали другие лица и один аукционный дом. В апреле 1928 года Н. Вейс — ювелир, торговец и скупщик бриллиантов — при посредничестве Мосгосторга приобрёл в Детском Селе «пробную» партию из запасов Госфонда, тут же отправленную в Париж. После этого Вейс подписал долгосрочный договор, обязавшись принять на реализацию в Англии и Франции антикварно-художественные вещи, закупленные Мосгосторгом на частном рынке в Москве, Московской губернии и в провинциальных городах. Как в сферу полномочий Мосторга попал дворец Палей — понять невозможно: предметы, наполнявшие царскосельский дворец, никак не укладывались в категорию «вещей из провинциальных городов»… Однако, вопреки здравому смыслу, великолепные образцы французской живописи и прикладного искусства XVIII в. были отправлены в Лондон, на торги, организованные Christie’s. На аукцион выставили тысячи предметов, в числе которых были работы Буше, Натье, Грёза, пейзажи Робера, мужской портрет Ж.-Б. Перронно — несмотря на то, что работы этого мастера в России практически не представлены, натюрморт Шардена, пейзаж Белотто, портреты Ван Дейка, Лоуренса и Доу, а также мебель французских мастеров XVIII — начала XIX века, бронза, хрусталь, фарфор. Собрание Палей работники «Антиквариата» выставили на торги вместе с множеством вещей из других особняков Царского Села. «Внешторговцы» надеялись получить значительные суммы, но продать удалось не всё; аукцион Christie’s дал лишь 48 тысяч фунтов стерлингов или 480 тысяч рублей. В СССР вернулись 36 китайских ваз XVI–XVII веков, полотно Ж.-Б. Шардена «Атрибуты искусства» и другие произведения.
Придворные дамы во дворце княгини Палей за шитьём белья для раненых солдат. 1916 год. Фотография из коллекции ГМЗ «Царское Село»
Известный судебный иск О. В. Палей против торговца Н. Вейса, освещавшийся в печати и вошедший в историю как процесс «Палей — Вейс», закончился для владелицы коллекций провалом: лондонский суд признал законность сделки. Между тем выхолощенные дворцы, конфискованные у владельцев, начали передавать в управление государственным учреждениям — военным, сельскохозяйственным, учебным. Такая участь постигла и дворец Палей, недолго бывший любимым домом для семьи великого князя Павла Александровича.
À PROPOS
Ираида Куртовна Ботт — заместитель директора Государственного музея-заповедника «Царское Село» по научной и просветительской работе.
Литература:
Палей О. В. Воспоминания. М., 2005.
Дворцы-музеи. Собрание Палей в Детском Селе / Сост. Э. Ф. Голлербах. М., [1922].
Курбатов В. Я. Царское Село. Л., 1925.
