«Поезд ходил — его почему-то звали “Кукушечка“ — до Павловска. Четыре или пять часов постоит и обратно. И три вагончика вот эти вот красные, телячьи. Там чистенько было, лавочки сделаны. Но тогда ещё надо было в Смольном получать разрешение, ещё не вся Ленинградская область была освобождена».
Нина Ивановна восстанавливала Павловск после долгой ленинградской блокады, о которой ей не хочется вспоминать, 14-летней девочкой в составе рабочей бригады откапывала город.
«В общем, Павловск был пустой. Сюда пришли Ильиногорская Валентина Сергеевна, Козлова Лидия Ивановна, а вот (показывает снимок) это Анна Ивановна Зеленова, вот Лида, директор типографии, моя сестра. В феврале 1944-го, сразу после освобождения Павловска, её вызвали в Обком партии и утвердили директором Павловской типографии. По паспорту ей было 27 лет, но пережитый голод, потеря маленького ребёнка, гибель мужа на фронте, смерть почти всех родственников состарили сестру на много лет, она сама себе казалась мудрой старухой… Дома в Павловске были почти все без крыш. Многие сгорели, потому что вот оттуда, от Средней рогатки, била наша артиллерия, стреляла “Катюша“. Вот все крыши и посносили. Из Ленинграда приходила машина с едой, собиралось от силы человек двести, на человека поварёшку или фасоли варёной, или чечевицы, ещё вот такой кусочек мяса и по куску хлеба, потому что ни один магазин ещё не работал, а ведь мы же работали».
Когда Нина Ивановна трудилась на разборе завалов разрушенных домов, была самой молодой в бригаде. Поучаствовала даже в расчистке Павловского дворца.
«Зеленову, директора музея, впервые увидела в очереди. До того я её не знала. Обратилась к нам за помощью чуть не со слезами, и мы пошли за ней. Во дворце помещался немецкий госпиталь. Мы вошли в зал и увидели на своде купола голубое, ясное небо. А стены были чёрные. Она попросила нас собирать обломки статуй: головы, руки, ещё какие-то детали. Возле памятника Павлу Первому выросла огромная куча рук, ног, голов. Обратите внимание, проходя по дворцу. Где увидите, припаяно — это мы собирали. Я нашла вдруг кусочек золота, в конце обгорелое деревянное, серёдка ярко-ярко-золотая. Подхожу к Зеленовой — надо? Обрадовалась. Завитушки все сохранившиеся, даже вот на концах обгорелые, просила складывать каждую отдельно. Где “Двенадцать дорожек“, есть две статуи, я всегда с ними за ручку здороваюсь, это мои. Тащила их вместе с девчонками, как муха на возу. Они мне кричали, мол, Нинка, уйди, не мешай, но я тоже работать хотела. Через самый толстый сук, вот такой, перекидывали канат и тащили. Все старше меня — Аня Конушева, Вера Задворнова, Машка Швеитова, Петька Кашкин».
К 7 ноября отремонтировали баню — старую, дореволюционную, построенную ещё во времена Павла Первого. Поставили две цистерны, воду под одной подогревала буржуйка.
«Летом-то было ладно, подумаешь! Мылись на речке. А в октябре уже стало холодно. В баньке давали полтаза воды горячей — помыться, полтаза холодной — окатиться. Но главное, парилка была, чтобы прогреться. Прогреешься, получаешь тазик воды. К сентябрю первый магазин открыли. Единственный на весь город. Но карточки уже стали настоящие, а не квиточки».
Нина Ивановна поступила в Ремесленное полиграфическое училище. Вспоминает его с особой теплотой. Запомнилось светлым, солнечным.
«Там я, можно сказать, человеком стала. Тут как-то по телевизору попросили рассказать о самом хорошем человеке в жизни. У меня было очень много хороших людей. В училище — Анна Васильевна Соколова. Туда было собрано много детдомовских, дети из деревень, что называется, убитые войной, неверящие… Анна Васильевна всем нам мать заменила. Благодаря ей от войны ушли».
Нина Дмитриева с заслуженными наградами. Фотографии из личного архива
Летом Дмитриева нанималась мыть полы, полоть огороды.
«Так заработала на зимнее пальто. Но пальто не купила, захотела патефон. До сих пор помню, 367 рублей патефон стоил. Мама, говорю, хочу патефон! Потом, дескать, на пальто заработаю. Вся орава моих подружек — у меня всегда было много хороших подруг — собиралась у меня. Больше некуда было девчонкам ходить. Одна подружка с парнем пришла, он потом проводил её и вернулся, попросился ещё патефон послушать. Хорошо, я ему завела. А девчонок научила старинной игре. Как же она называлась? “Флирт“! Такая кипа карточек, на них вопросы, и надо подобрать ответ. Например, “Вы сегодня свободны?“ или “Пойдёмте завтра в кино?“, а по этим карточкам ответ подбирается».
Игра «Флирт» сыграла в жизни Нины Ивановны особую роль. Играя, она познакомилась со своим будущим мужем.
«Он мне пишет — “Хочу с вами познакомиться“. Я перебрала карточки, не нашла подходящей и так сказала, что не уважаю парней, которые дружат с одной, а предлагают дружбу другой. Рядом и девочка была, с которой он пришёл. Клянётся: “Мы с ней не дружим!“ Она тоже: “Нет, Нина, мы не дружим“. На следующий день опять пришёл. А через два дня заявляет прямо: “Я без вас с ума схожу!“ На третий день позвал замуж. Сначала сказала ему — нет. Через две недели была свадьба. Тогда было просто, сегодня заявление, послезавтра расписались. Муж хороший был, трёх лет только до золотой свадьбы не дожил. Дети хорошие, внуки тоже хорошие. Правнуки уже есть. Так что я бабка богатая: двое детей, трое внуков, трое правнуков».
Любимое место Нины Ивановны в Павловском парке — где стоят две «её» статуи, Эвтерпа и Мельпомена.
«Дохожу к ним на “Двенадцать дорожек“, здороваюсь. Помнят, как мы их всей типографией вытаскивали… Когда в больнице с контузией лежала, мне там сказали: “Доченька, хорошее у тебя имя, будешь ты счастливая“. Блокаду-то сняли 27 января, а это День ангела Нины. И верно, по жизни я счастливая!»
