Маценков

Руководство поддержало инициативу Сергея Маценкова по созданию коллекции предметов технического оборудования. «Когда меня повысили до главного механика, в мои должностные обязанности попало обслуживание кровель. Так я оказался на чердаке и увидел, как там красиво! — рассказывает Сергей. — Считается, что технические новинки впервые появлялись здесь, потому что императору требовалось всё самое лучшее. Как правило, ко мне попадают находки, сделанные во время проведения ремонтных работ. Экспонатов в коллекции достаточно, но, к сожалению, многое успели выбросить до меня. Этим предметам, которые вы видите, повезло больше, — их уже никто не тронет. Сейчас некоторые из них будут участвовать в выставке, посвящённой 70-летию победы в Великой Отечественной войне».

В 1886 году при Зимнем дворце была построена одна из первых мощных электростанций. Она давала электричество для освещения дворца, близлежащих зданий и Дворцовой площади, корпуса гвардии и Капеллы. Вода, которую брали из Невы, нагревалась в котлах до состояния пара. Он подавался в паровые машины, которые вращали генераторы, вырабатывавшие электричество. Пар конденсировался в горячую воду, которую сначала сбрасывали, а после модернизации станции в 1912 году начали использовать для отопления Эрмитажа. Начиная с 1930-х годов, горячая вода для отопления стала поступать от городской электростанции № 3. «Многие думают, что комплекс основных зданий Эрмитажа — это Зимний дворец, Малый, Старый и Новый Эрмитажи, Эрмитажный театр. Однако на свободных территориях около них были построены ещё три здания утилитарного назначения: электростанция, котельная для отопления жилых помещений Николая Второго (1895 год) и гараж для автомобилей императора (1911 год). К сожалению, здания электростанции и котельной сильно пострадали в годы войны, и их разобрали. С тех времён из этих построек сохранился только гараж», — говорит Сергей Маценков. О них он написал книгу, которая готовится к публикации.
Мы спускаемся в подвалы Нового Эрмитажа — длинные запутанные коридоры с толстыми стенами и низкими потолками, где только и успевай пригибать голову. Недавно здесь проходила выставка, посвящённая жизни в бомбоубежище во время Великой Отечественной войны. Всего под музеем находилось двенадцать убежищ. В подвалах жили, работали и скрывались от бомбёжек сотрудники Эрмитажа и других научных, художественных и просветительских учреждений.
«После выставки осталась воссозданная надпись на латыни: “Не тронь моих чертежей”. Это слова Архимеда, которые он произнёс перед смертью. Оригинальная надпись была сделана художником Александром Николаевичем Никольским во время блокады. Тут были созданы пригодные условия для жизни, а проведённые трубы отопления давали тепло и горячую воду, — рассказывает Сергей Маценков. — Стояла мебель, люди спали на отгороженных занавесками топчанах. Когда фашисты разбомбили 3-ю ГЭС, условия стали нежилые и люди были разосланы по своим квартирам. В феврале 1942 года, как вспоминали очевидцы, тут уже стоял смрад, холод, лежали трупы. Убежище перестало работать».

Сейчас в подвале тепло, шумят кондиционеры. Они охлаждают и увлажняют воздух, который поступает в залы, создавая тем самым микроклимат, подходящий для экспонатов и гостей. В бойлерной, в подвале Нового Эрмитажа, установлено теплотехническое оборудование. Помимо переплетений труб, разборных лесов и подъёмных механизмов в подвалах можно обнаружить, например, люстры. С конца 1940-х годов в Эрмитаже стали ставить опыты по освещению люминесцентными светильниками. Для них архитектором Васильковским были разработаны люстры, которые освещали залы вплоть до 1970-х годов. Правда, светили они плохо, да ещё и давали блики на картинах. Сейчас везде стоят импортные светильники, а остовы люстр хранятся здесь, в подвале, и в коллекции Сергея Анатольевича.
Пока мы идём по коридорам, Сергей Маценков объясняет, что находится за стенами. Например, гардероб, который сотрудники называют «метро», так как его делали в 1950-х годах метростроевцы. На тёплых трубах спят коты, которых в Эрмитаже около трёх сотен. Один из коридоров даже получил название «Кошачий», хотя таковым можно считать любой из проходов. Раньше в подвалах размещались мастерские, в одной из которых террорист Халтурин готовил покушение на царя.
Теперь в подвалах находятся мастерские и кладовые отделов технических служб. «Наш сектор систем кондиционирования воздуха обслуживает вентиляционные системы Большого Эрмитажа и театра. Также мы контролируем холодильные установки, которые в летнее время дают комфортную температуру. Словом, мы доктора технических наук!» — рассказывает Владимир Александрович Полицеймако, бывший подводник и дальний родственник актёра Виталия Полицеймако. Атмосфера в этой мастерской напоминает отсек подлодки, недаром, по словам сотрудников, он находится ниже ватерлинии — в окошко видна мостовая. «Поэтому я тут чувствую себя в родной стихии, — добавляет Владимир Александрович и, заглядывая вглубь тоннеля, вспоминает. — Одиннадцать лет назад, когда здесь проходила реконструкция, в одном из закоулков под завалами нашли восемь дохристианских идолов, которых искали с 1946 года».
Подвальные помещения соединены лесенками, которые ведут в бойлерные, диспетчерские, а то и прямо в залы. Работники могли перемещаться по переходам, не выходя на улицу. В начале ХХ века некоторым экскурсантам разрешалось спуститься в подвал и посмотреть теплофикационное оборудование, созданное в 1912 году в Новом Эрмитаже. В своё время оно отвечало последнему слову техники. В архиве сохранились просьбы учебных заведений об осмотре этих установок.
Выбравшись на поверхность, попадаем в Собачий дворик. Здесь выгуливали служебных собак, которые охраняли Эрмитаж с 1928 до конца 1930-х годов. Днём их дрессировали на чердаках и в подвалах, а ночью привязывали в залах. Ещё пятнадцать лет назад в этом дворике были заросли малины, а сейчас разбиты аккуратные газоны.
«А это наше сегодняшнее бомбоубежище. По нормам, принятым в советское время, многие предприятия должны были иметь такие, — рассказывает Сергей Анатольевич, проходя в коридор под зданием Старого Эрмитажа с низкими потолками, приглушённым светом и массивными стальными герметичными дверьми. — Под ноги посмотрите! Тут сохранилась старая метлахская плитка XIX века!»
Раньше здесь были винные погреба. В 1917 году после Октябрьской революции их постоянно громили. Входы закладывали даже кирпичом, но их иной раз разрушали сами охранники и напивались. Рассказывают, что всё содержимое пришлось выкачать пожарными насосами в Неву. Однако история повторилась. В 1930-е годы Эрмитаж зарабатывал сдачей помещений в аренду, и на месте царских погребов организовали склады «Садвинтреста». Вино привозили в бочках и разливали по бутылкам. Во дворе высились груды тары, а под ногами хрустело битое стекло. Сейчас в этом подвале вотчина уборщиц, которые наконец справились с вековыми залежами мусора.
После подвальных помещений непривычно оказаться в зале с «Павлином» среди туристов. В коридорах замечаю батареи — времён Николая Второго, — однако в помещении так холодно, что смотрительницам приходится ходить в форменных зелёных куртках. «Сейчас реконструируют выставочный зал на первом этаже, поэтому отключили подачу горячей воды. Подвал — сердце отопления, но пока оно не бьётся», — объясняет Сергей Маценков.
В Тёмном коридоре до сих пор сохранился полумрак. Раньше единственным освещением здесь были солнечные лучи, проникавшие из световых фонарей. Потолочное освещение было тусклым из-за того, что лучи проходили ещё через этаж, прежде чем попасть в зал. Затем появилось масляное освещение карсельскими лампами, которые давали много копоти и неприятных запахов. На смену маслу пришёл «светильный» газ, благодаря которому в коллекции Сергея Анатольевича появился один из самых интересных экспонатов — газовая люстра системы воздушной вентиляции. Люстра представляет собой газовую горелку, которую устанавливали в канале внутри стены.
Несмотря на быстрый темп прогулки, спрашиваю Сергея Анатольевича о выставленных в старых залах объектах «Манифесты». «Сейчас об этом много говорят. Понятно, что это — искусство. Но лучше его выставлять в современных выставочных залах. Эрмитаж должен давать базовые знания, воспитывать на базовых ценностях. Я понимаю, что на контрасте появляется новое ощущение, но это интересно для эстетов, для людей «продвинутых», —
комментирует Сергей Маценков. — Когда обычные люди приходят в Эрмитаж, приезжают издалека и хотят прикоснуться к прекрасному, а видят бетонные блоки, они теряются, “дезориентируются”. “Манифеста” — это мода, а не просвещение. Мы потеряли ощущение Эрмитажа как базы. Этот музей — лучшее, что есть в нашей культуре. Это наша опора, фундамент. Люди не должны представлять себе жизни без него, а без “Манифесты” прожить можно, — она сиюминутна. Завтра будет другая “Манифеста”, а другого Рембрандта или Ван Дейка не будет».
Коллекция Сергея Маценкова хранится на чердаке Эрмитажного театра. Но прежде чем её посмотреть, мы отправляемся под крышу Зимнего дворца. «В этих пространствах была своя жизнь. Посмотрите, как здесь красиво! Сейчас, правда, после ремонта стало похуже. Раньше чувствовалась история, её годы, десятилетия, старина. Теперь на стенах новая краска, а тогда — вековая пыль. Свет очень яркий, а тогда он был приглушённый, таинственный. Но всё равно архитектурные объёмы с многочисленными подъёмами, переходами, высокими арками, железными коваными решётками по-прежнему поражают! Если добавить чуточку воображения, тут очень интересно», — восторгается Сергей Анатольевич.
По чердачным лабиринтам нужно передвигаться осторожно: везде нависают фермы стропильной системы. До пожара 1837 года эти конструкции были деревянные. При восстановлении Зимнего дворца их сделали из железа. Они относятся к одним из первых российских железных конструкций и представляют начальный этап их эволюции. Покрывали стропила льняным маслом, смешанным с сажей. В конце XIX века эти конструкции укрепили клёпаными фермами.
До пожара на чердаке Зимнего дворца находились каморки мелких дворцовых служителей. Здесь же держали домашнюю птицу и поросят. Очевидцы пишут, что когда пламя охватило верхние этажи, на Дворцовой площади был слышен визг горящих животных. «Тут располагались и казармы пожарных. Тут же они тренировались. Для этого были установлены брёвна, по которым они бегали. Современник отмечает, что здесь высились целые леса стропил, которые теснились, как мачты кораблей в бухте. Пожарные также помогали мыть люстры, опуская их вниз с помощью лебёдок», — рассказывает Сергей Анатольевич.
Ещё одной мачтой устремляется вверх флагшток, установленный на крыше Зимнего дворца. Под ним на чердаке мерно и гулко тикают башенные часы. Кажется, что находишься в самом сердце Эрмитажа. «С самым большим трепетом я отношусь именно к этим чердачным помещениям. Тут необычно! Золото и полированный мрамор — это классика, но, поднявшись сюда, я чувствую, что здесь всё создавалось с не меньшим трудом и искусством», — объясняет создатель коллекции предметов технического оборудования Эрмитажа. Рядом с флагштоком была будка часового. Отсюда наблюдали за пожарным состоянием города и дворца. Во время войны здесь дежурили бойцы МПВО. Наблюдательные посты также располагались над Георгиевским залом и Большими Просветами.
Одна из стен на чердаке хранит следы войны. Рабочие повесили памятную табличку и не стали закрашивать выщерблены. Взрыв произошёл в конструкциях, и на его месте хорошо видна заплатка. Всего на территорию эрмитажного комплекса попало 30 снарядов и две авиабомбы. Разрывались снаряды и в перекрытии над Николаевским залом, и в самом Гербовом зале, и в знаменитом портике с атлантами. В коллекции Сергея Маценкова есть щипцы, которыми дежурившие на крыше брали «зажигалки» и опускали их в ящики с песком или сбрасывали с крыши.
В 1833 году на крыше Зимнего дворца построили башню оптического телеграфа для связи с Кронштадтом. На стенке Телеграфной башни была укреплена семафорная штанга в виде т-образной стрелки. Телеграф представлял собой цепочку башен, расположенных одна от другой на расстоянии 10—12 км, и каждая из них была оборудована такой же семафорной штангой. В башнях дежурили «сигналисты». Они следили за семафорными штангами соседних башен, и при прохождении сигнала с одной из них передавали его дальше. Штанги могли принимать фиксированные положения через каждые 45 градусов. В последовательности этих положений зашифровывались буквы или целые фразы депеш. В 1838 году была построена самая длинная в мире линия оптического телеграфа — до Варшавы. Сообщение до столицы Польши доходило всего за 20 минут. По специальной лестнице, ведущей в его покои, император мог подняться наверх и лично проследить за отправкой депеши. Телеграф просуществовал здесь до середины 1850-х годов. В 1837 году деревянная башня сгорела при пожаре, и её заменили на кирпичную.
Чердачное пространство над Тёмным коридором Зимнего дворца, где раньше были световые фонари, после войны кирпичной кладкой отделили от основного объёма чердака. И в образовавшемся тёплом помещении хранятся с тех пор знамёна, переданные Эрмитажу из коллекции Артиллерийского музея. Открыв слуховое окно, попадаем на крышу дворца. Здесь теснятся трубы, которых насчитывается около трёхсот. Виднеется конус светового колодца, Телеграфная башня и «Башня трёхглавого орла». Над ней возвышался трёхсторонний орел — вариант изображения герба Российской империи. После революции «птицу» скинули с «пьедестала», но скоро она вернётся на своё место. Для обходов по крыше сделаны мостки, некоторые из которых установили ещё при Николае Втором. Император любил обозревать местность с возвышенных мест и часто сюда поднимался.
Спустившись вниз, в чердак Эрмитажного театра, идём смотреть коллекцию, которую охраняет гипсовый бюст Джакомо Кваренги скульптора Л. К. Лазарева (1928—2004). Модель была подарена Эрмитажу самим автором после установки памятника перед зданием Ассигнационного банка. «Это — раковина XIX века из квартиры Михаила Пиотровского, — знакомит с экспонатами Сергей Маценков, — ртутные термометры от системы отопления 1912 года, газовые трубы от системы освещения времён императора Александра Второго и свинцовые трубы от первого водопровода».
Хранилище напоминает склад совершенно удивительных и порой несочетающихся вещей. Голосники, гончарные горшки, отсылают к древнегреческим раскопкам. Из них в церквях выкладывались своды для лучшей акустики, а в Зимнем дворце — своды и лёгкие перегородки. Железный сундук 1824 года с хитрыми замками, резной багор, циферблаты часов, кирпичи, гигрометры, таблички с номерами домов — из этих разномастных предметов складывался быт Зимнего дворца. Один из первых унитазов по устройству напоминает гальюн на яхте (есть и вечные ценности). С помощью массивного циркуля царского времени до последнего момента кроили кровельное железо. Душники оставили память ещё об одном нововведении 1838 года в Зимнем дворце — амосовском отоплении. Тёплый воздух из печей поднимался по установленным внутри стен каналам. Это было первое централизованное отопление. Есть даже монитор от первого советского компьютера1988 года и его системный блок «массой 28 кг».
Для Сергея Маценкова каждый экспонат ценен своей историей. «Сколько человек обслуживало техническое оборудование дворца, пожалуй, не знал и сам император. Всё было продумано до мелочей, всё работало, всё «крутилось» и без него. И через эти предметы, которые, собственно, «работали и крутились», которые держали в руках рабочие Зимнего дворца и Эрмитажа, мы лучше узнаём жизнь дворца, она становится нам ближе и понятнее. Это было, и это настоящее», — добавляет автор коллекции.

Nota bene

Версии о количестве эрмитажных котов сильно разнятся: сотрудники музея считают, что их от пятидесяти до нескольких сотен.