Евгений Лукин

С петербургским писателем Евгением Лукиным мы встречаемся часто и по самым разным поводам. То в шведском Гётеборге на книжной ярмарке, где «Адреса Петербурга» представляли краеведческую периодику, а Лукин — Санкт-Петербургский Дом писателей и собственные книги. То на презентации нашей Большой крымской экспедиции в Государственном музее-заповеднике «Царское Село», а сразу после — на юбилее клуба «Дерзание» во Дворце творчества юных. Через некоторое время — в столовой Смольного за чашкой кофе, где и договорились об этом интервью.

— Составленный вами сборник произведений поэтов Крыма и Петербурга «Екатерининская миля» символизирует, по вашим же словам, духовную связь между Северной столицей России и её южным форпостом. Для всех очевидны иные, вполне материальные коммуникации между этими двумя российскими регионами, обусловленные военной историей, индустрией отдыха и туризма, стратегическими интересами нашей страны на Чёрном море. В чем отличие и особая роль духовных контактов, где их корни, каковы перспективы развития? Чем является Крым лично для вас, уроженца новгородчины и петербургского интеллигента?

— Крым приобрёл особое значение с известного события, которое произошло тысячу лет назад, когда киевский князь Владимир Святославич ступил на древний берег Тавриды и принял крещение от византийских епископов, прибывших в Херсонес вместе с порфироносной невестой Анной. Этот акт духовного приобщения русского народа к всемирной религиозной истории и поныне оказывает огромное влияние на наше существование. Я только что сдал в московское издательство книгу «Легенды старинных городов России», в которой, в частности, уделил внимание двум древним крымским поселениям — Херсонесу и Феодосии. Помимо упомянутого предания о крещении, я постарался рассказать и малоизвестные факты из обширной летописи этих городов. Например, известно, что уроженцем Феодосии был великий русский художник-маринист Иван Константинович Айвазовский, который посвятил своей причерноморской родине ряд художественных полотен. Но мало кто знает о родном брате живописца — священнике Армянской апостольской церкви Гаврииле Константиновиче Айвазовском. Это был великолепный учёный — историк, богослов, лингвист. Однажды, разбирая старинные рукописи армянской церкви Святого Георгия в Феодосии, он обнаружил стихи древнеармянского поэта Иоанна, посвящённые Кафе — так называлась в средние века Феодосия. В них неизвестный поэт воспевал родной город, который удалось отстоять от вражеского нашествия. Я впервые перевёл на русский язык эти стихи для своей книги:

Мы выдержали брань на славу,

Но твёрдо помним про завет,

Что благолепный город Кафу

Лишь Бог убережёт от бед.

Идея духовной защиты «благолепного» Крыма пронизывает и сборник «Екатерининская миля». В ней представлены стихотворения 111 современных поэтов Петербурга и Крыма, посвящённые многовековой истории Тавриды — от легендарной античности и Корсунского крещения Владимира до самоотверженной борьбы с фашистскими полчищами во время Великой Отечественной войны и недавнего возвращения полуострова в материнское лоно российской государственности. Эти стихи свидетельствуют, что у наших народов — одна родина, одна история, одна судьба. Это относится не только к народам, но и к каждой творческой личности, к каждому русскому поэту — независимо от того, уроженец он новгородчины, брянщины или вологодчины.

— Значительное место в вашем творчестве занимают поэтические переводы, начиная со «Слова о полку Игореве», других памятников древнерусской литературы, произведений поэтов Древней Греции, Древнего Рима, современной Америки, Европы и до знаменитой антологии «Книга павших» с переводами стихов тридцати погибших на полях сражений авторов из двенадцати стран. В моём представлении, работа переводчика в буквальном смысле слова самоотверженна, ведь собственное «я» необходимо подчинить чужой воле. Что заставляет писателя идти на такой подвиг, ради какой награды и славы переводчик отказывается от авторского самовластия?

— Современная русская поэзия в большой степени рождалась как переводная. Из сорока баллад Василия Жуковского только пять являются самобытными, остальные произведения поэт позаимствовал у знаменитых авторов из дальнего и ближнего зарубежья. Константин Батюшков, создавая стихотворный цикл «Подражания древним», перевёл пять пьес из восточных и греческих антологий Иоганна Гердера, и только шестая, последняя пьеса не содержала подобной отсылки к творениям выдающегося немецкого философа. Не счесть переводных текстов в произведениях нашего поэтического гения Александра Пушкина. Читатель почти не обращает внимания на скромную пушкинскую пометку «Из Андрея Шенье» или «Подражание Оссиану». Конечно, во многих случаях наши стихотворцы руководствовались указанием Жуковского «Переводчик в поэзии есть соперник» и создавали собственные вариации на предложенную иностранным автором тему. В данном случае уместна замечательная мысль Виктора Сосноры: «Перевод — это вышивка по канве». Вот и тогдашняя русская поэзия в значительной мере была своеобразной вышивкой по чужой канве, подобно тому как европейская поэзия копировала античные образцы. И в этом нет ничего предосудительного. Напротив, я вижу в этом залог будущего чудесного расцвета поэтического слова — как на Западе, так и на Востоке. В этом и есть великая ценность традиции, на которой только и может зиждиться подлинное новаторство.

Так что переводчик отнюдь не отказывается от «авторского самовластия». Он как раз реализует своё творческое «я» иным, более искусным способом. При этом, соприкасаясь с теми или иными шедеврами, он испытывает необычайное счастье первооткрытия. Вот ради такой награды он и стремится к тому, чтобы переложить вещее поэтическое слово с языка неведомого на язык, понятный его соплеменникам. Иными словами, переводчик дарит людям радость общения друг с другом.

— «Мифологический реализм» (по определению А. Е. Беззубцева-Кондакова) ваших собственных сочинений строится на подчёркнуто эстетском, глубоко интеллектуальном переосмыслении событий, рассчитанном на достаточно подготовленную аудиторию. В то же время не только книгам, но и произведениям писателя Лукина в синтетических жанрах, например «Радонежской оратории», свойственен откровенный русский патриотизм, вызывающий, скажем так, настороженность в среде либеральной интеллигенции западнической ориентации, как и жёстко табуированная в ней крымская тема. Знаете ли вы, кто ваш читатель, чем он дышит, к чему стремится?

— Хочу напомнить, что преподобный Сергий Радонежский — герой моего поэтического либретто «Радонежской оратории» — был духовным основателем Российского государства. Он благословил великого московского князя Дмитрия Донского на победу в Куликовской битве. Тогда же была создана древнерусская песнь «Задонщина», посвящённая этому великому событию. В песне рефреном звучит призыв сражаться «за землю Русскую, за веру христианскую, за обиду великого князя». Позднее он преобразился в известный боевой клич «за веру, царя и Отечество». А в 1832 году этой триединой формуле граф Сергей Уваров дал научное определение: православие, единодержавие, народность. С небольшими модификациями эта формула, характерная для традиционного общества, просуществовала доныне. Она нашла определённое отражение и в российской Конституции 1993 года.

10_lukin.jpg
Евгений Валентинович Лукин – поэт, прозаик, эссеист, переводчик и критик. Учредитель, издатель и главный редактор литературно-художественного журнала «Северная Аврора». Фотография из личного архива

Я рассказываю это вот почему. После окончания исторического факультета Педагогического института имени Герцена в 1977 году я приступил к переводу «Задонщины». Долгое время мне казалось, что я буду первым её переводчиком. Однако неожиданно в 1984 году в печати появились отрывки поэтического переложения, сделанные одним казахстанским литературоведом. Я очень расстроился, но потом, когда ознакомился с текстом, понял, что моему сопернику не удалось полностью воспроизвести древнерусскую песнь. Причина состояла в том, что он принадлежал к представителям либерального направления и для него имя Христа было жёстко табуированным, а значит, оказалась табуированной почти вся русская литература, в основе которой лежит православное миросозерцание. В итоге этот литературовед был вынужден в своём переложении заменить христианскую веру на некую абстрактную «веру отцов». Впоследствии академик Лев Александрович Дмитриев назвал мой перевод лучшим из всех, имеющихся на сегодняшний день в русской литературе. Я поинтересовался его мнением о переводе казахстанского поэта, и ведущий в мире специалист по «Задонщине» заметил, что в данном случае эта работа не может учитываться, ибо ущемление священной триединой формулы ни для кого не проходит даром. Из этой истории можно сделать простой вывод: следование определённым политическим направлениям наносит непоправимый ущерб поэтическому творчеству, которое изначально свободно и не знает никаких границ. Этому меня учил мой духовный наставник Глеб Сергеевич Семёнов. Отвечая на ваш вопрос, я скажу, что мой читатель — это свободный человек, любящий этот мир во всей его многогранности и красоте.

— Кстати, ваши первые стихи были напечатаны в легендарном детском журнале «Костёр» по рекомендации известного наставника молодых писателей 1970-х годов ленинградского поэта Глеба Семёнова. У него в «Нарвской заставе» учились Кушнер, Горбовский, Соснора, автор и друг нашего журнала Яков Гордин, другие талантливые литераторы. Интервью для «Адресов Петербурга» вы даёте вслед за Романом Всеволодовым — уже вашим учеником на литературном поприще, в свою очередь работающим с детьми во Дворце творчества юных. В чём значение литературного наставничества и преемственности поколений в этом писательском труде?

— Литературное объединение «Нарвская застава», которым руководил Глеб Семёнов, также является и моей alma mater. Я познакомился с этим замечательным педагогом в 1969 году, когда он пригласил меня, тринадцатилетнего начинающего автора, приехать к нему на литературную дачу в Комарово. Он жил в той самой «будке», где ещё недавно обитала прекрасная поэтесса Анна Ахматова. Наша встреча проходила при её незримом присутствии. Мы гуляли по знаменитым комаровским аллеям, и Глеб Сергеевич читал мне ахматовские стихи, которых знал великое множество. Спустя пять лет он пригласил меня в своё литературное объединение, где я познакомился со многими писателями — Сергеем Носовым, Еленой Елагиной, Валерием Земских, Борисом Григориным, Вероникой Капустиной, Евгением Каминским, Наталией Перевезенцевой, Алексеем Давыденковым… Особые дружеские отношения у меня сложились с поэтом Андреем Крыжановским — внуком знаменитого писателя Евгения Шварца. Андрей обладал уникальным даром поэтической импровизации. Он неожиданно скончался в 1994 году, пережив нашего учителя Глеба Сергеевича Семёнова всего на двенадцать лет. Его светлой памяти я посвятил стихи:

А рукопись Васильевского камня

Читает корабельная волна,

Где между синих равнобежных линий

Ракитовые грезятся слова:

Здесь жил поэт, невольник вдохновенья,

Не тот, кто пел о смерти островной,

А тот, кто здесь и вправду умер…

Очень жаль, что талантливые люди так быстро уходят от нас, не сделав всего того, что им было предназначено свыше. В 1996 году я вместе с поэтом Алексеем Ахматовым создал литературное общество «Молодой Петербург». Сюда пришли заниматься одарённые молодые люди. Среди них я назвал бы Романа Всеволодова, Кирилла Кожурина, Александра Беззубцева-Кондакова, Сергея Паничева, Юлию Андрееву и многих других. Я старался им передать те тайны святого ремесла, с которыми поделился со мной незабвенный учитель Глеб Сергеевич Семёнов. Его главный девиз — быть всегда самим собой, следовать только по своему пути — остался востребованным и для других поколений.  

Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.

РекомендуемЗаголовок Рекомендуем