• Текст: Михаил Пиотровский

Востоковед Пиотровский

В среду, 14 февраля, исполнилось 110 лет со дня рождения Бориса Борисовича Пиотровского, выдающегося учёного-востоковеда, легендарного директора Государственного Эрмитажа. В «Адресах Петербурга» об отце рассказал Михаил Борисович Пиотровский, публикация вышла в номере 34/48. В крупнейшем музее к знаменательной дате приурочены научные чтения памяти Бориса Борисовича, открытие его мемориального кабинета и выставки.

Востоковед Пиотровский

В знаменитой книге «Весь Петербург» есть много адресов Пиотровских. Дело в том, что отец моего отца и его отец — все они были военными, поэтому у нас было множество самых разных адресов. Одним из последних стал адрес на Фурштадтской улице — там жили папа, его папа, мама, братья папы… потом там продолжал жить его младший брат — мой дядя. В этом доме оставалось много семейных вещей: тарелки французские с картинками и надписями, из которых мы ели, когда вся семья собиралась; волшебный фонарь, старинные ёлочные игрушки, оловянные солдатики, которыми мы играли, когда приходили в гости к дяде. После того как дядя умер, его дочь, моя двоюродная сестра, передала мне их как символ нашей семейственности. Замечательная игрушечная пушка из этого набора стоит у меня на столе.

После войны, когда родители поженились, мы жили в здании Эрмитажного театра. Там были так называемые эрмитажные квартиры, комнаты в которых были отданы разным сотрудникам музея. Комната, где мы жили, была замечательная: в ней писали декорации для эрмитажного театра. Вообще, тот дом был особым миром. Мы оттуда уехали довольно быстро, в другой «эрмитажный дом».
04_adr.jpg

Дети Бориса Брониславовича и Софьи Александровны Пиотровских (слева направо): Александр, Евгения, Юрий, Борис и Константин. 1915 год. Фотография из семейного архива

Сейчас в нём находится хранилище Эрмитажа, а в одной из комнат квартиры, где жила наша семья, будет архив Бориса Борисовича. Квартира была с высокими потолками, но с ванной прямо в кухне. Окна выходили на Миллионную улицу, по которой шли парады во время основных праздников. Одним из наших любимых праздничных развлечений было сидеть на окошке и смотреть, как идут парады; в то давнее время танки во время парадов ещё не запретили. В эти праздники пекли пироги, а мы сидели на окне, ели их и смотрели — сначала парад, потом демонстрацию. Иногда мы смотрели парад с третьего этажа Зимнего дворца, и тогда знаменитый хранитель эрмитажного арсенала Леонид Тарасюк рассказывал — то ли в шутку, то ли всерьёз, — где, на каких крышах сидят пулемётчики.

Надо сказать, Борис Борисович очень любил общение, любил рассказывать интересные истории о своих многочисленных поездках, а когда приходили гости, он любил доставать свои дневники (это привычка археолога — вести подробные дневники о путешествиях) и читать их вслух. Кстати, была одна совершенно изумительная история. Работая в институте востоковедения, я поехал в Италию в командировку. Когда я вернулся, папа дал мне почитать дневники о своём путешествии в Италию. Открываю дневник и вижу зарисовку пейзажа, в точности похожего на вид из окна моего номера в гостинице. Начинаю читать и понимаю, что мы действительно поселились в одной и той же комнате в Риме. Он зарисовал и план гостиницы, и планы номеров, в которых доводилось останавливаться, — такая вот любовь к большой точности. Он был археологом, который очень остро ощущал весь материальный мир, его окружавший, все свои адреса.

В прошлом году мы отмечали столетие Бориса Борисовича. Это был год Эрмитажа и год Пиотровского. Проходили выставки его имени, издавались книги. Мы должны издавать то, что не издали наши родители, должны помогать сохранять память о них. Борис Борисович был в некотором смысле особым, так как он являлся представителем целого поколения людей. И об этих людях мы старались в тот год рассказывать. О людях, сумевших в тяжёлый XX век с его революциями, войнами, блокадой, террором сохранить всё то ценное, что доверила им история; сохранить дух настоящей российской интеллигенции, для истории которой не имеет значения — царское это время, советское или постсоветское. О людях, увлечённых своей наукой и в то же время понимающих свою человеческую ответственность — высокую ответственность! — за хранение этого огня науки. Это было поколение замечательных людей. Поколение, не сильно выставлявшее себя, но ставшее в итоге самым ярким в истории науки. Так называемые эрмитажники — это и специалисты по западноевропейской культуре, и выдающиеся археологи, русисты, изумительные востоковеды…
09_adr (1).jpg
Борис Пиотровский и Иосиф Орбели изучают урартский шлем. 1950 год. Фотография из семейного архива
Здесь всегда работали люди с неправильными фамилиями. Есть знаменитый анекдот, который сохранил Лев Львович Раков. Как-то директора Эрмитажа Орбели вызвали в обком партии и сказали: «У вас слишком много неправильных, дворянских фамилий». Иосиф Абгарович ответил: «Вы знаете, мне трудно об этом судить — мой род восходит к VIII веку, когда не было ещё никакого русского дворянства. Всё это русское дворянство — новенькая вещь для меня». Неправильных фамилий было действительно много, и Эрмитаж до сих пор сохраняет некоторую «неправильность» в подборе кадров, которая будет существовать в любое время. Это завет поколения людей, высоко ставящих вопросы чести — чести учёного, чести человека, у которого есть корни. Людей, которых надо быть достойным. Таким людям и детей особенно воспитывать не надо: у нас в семье работала схема «делай как я», никогда не читались нотации, нас не отягощали информацией. Ты просто видишь, как живёт и работает рядом с тобой человек, и стараешься делать как он. Рукоприкладство в семье было не принято. Один раз только отец замахнулся на меня какой-то тряпкой и целый месяц из-за этого переживал.

06_adr.jpg
Борис Пиотровский у Малого подъезда Эрмитажа. 1980-е годы. Фотография из семейного архива
Очень важной стороной жизни Бориса Борисовича была Армения. Он любил её пронзительной любовью, что характерно вообще для русской культуры XIX–XX веков. Кавказ — это страны древней культуры, страны развития новой культуры. Это совершенно особая кавказская интеллигенция, которая говорила по-русски лучше, чем многие русские, так как учили они русский язык не на улице, а по Толстому и Чехову. Борис Борисович изучал и открывал миру древнюю историю армянского народа, историю их древних территорий. Когда он женился на моей маме, армянке, его стали называть «зять армянского народа». Тогда он ещё больше вошёл в среду армянской интеллигенции — особый мир, который удивительно сочетался с миром интеллигенции петербургской. Это был мир, где интеллигенция стояла над всем. Национальные различия, конечно, понимались, и более того — смаковались, но всё это удивительным образом выливалось в то, что как раз и называется русским дворянством и его принципами.

Отец был очень трудолюбив, очень много писал, но при этом никогда не был ярым общественным деятелем и, казалось, был не самой яркой звездой. Я знаю, что для многих явилось сюрпризом то, как незаметно он сделался самым известным археологом России и постепенно самым знаменитым востоковедом России. О его сенсационных раскопках начали рассказывать в школьных учебниках истории, он стал академиком и директором Эрмитажа. Кстати, когда он был молодым, его отец говорил: «Вот у нас проблема. Два сына нормальные — один военный медик, другой химик, а вот Борис какой-то непутёвый, египтолог. На что же он жить-то будет, на что он прокормит семью?» …Никогда не знаешь, на каком пути человека ждёт успех.

Борис Борисович был очень мягким человеком, но при всей своей мягкости и нелюбви к конфликтам, это был, безусловно, человек «со своей косточкой» внутри, и было понятно, что поступать он будет только так, как считает нужным.
07_adr.jpg

Борис Пиотровский с супругой Рипсимэ. 1989 год. Фотография из семейного архива

Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.

РекомендуемЗаголовок Рекомендуем