Японцы

Школа

Государь не забывал японца, в 1705 году просил Якова Брюса выяснить, выучился ли тот русскому языку и обучились ли японскому его ученики. Школу японского языка открыли в 1706 году при Школе навигацких и математических наук. В 1707 году Дембея взял в свой дом сибирский губернатор князь М. П. Гагарин, а в 1710 году японец принял православное крещение под именем Гавриила. Вскоре школа переместилась в Петербург, и в 1714 году помощником Дембея стал Санима (Саэмон), найденный русскими также на Камчатке. Он получил имя Василия Богданова, принял российское подданство и женился на русской женщине. Его сын Андрей Богданов впоследствии работал в библиотеке Российской академии наук. После смерти Дэнбэя Санима продолжал преподавать до своей кончины в 1734 году. Со смертью обоих педагогов школу пришлось закрыть.

В 1733 году Анна Иоанновна приняла в Петергофе Гондзу (в крещении Дамиан Поморцев) и Содзу (Кузьма Шульц), отбитых у камчадалов. Юный Гондза приятно удивил императрицу рассказом о своих злоключениях на русском языке. Обоих сначала отправили на учёбу в Кадетский корпус. Новую школу японского языка открыли в 1736 году при сенатской конторе. Императрица, планируя очередную экспедицию командора Беринга, рассчитывала иметь своих переводчиков с японского. В школу определили сначала лишь двух солдатских детей — Петра Шананыкина и Андрея Фенёва. Гондза, несмотря на молодость, оказался способным педагогом, но совсем не знал грамоты, а более старший и обра­зованный Содза, не выдержав петербургского кли­мата, умер вскоре после открытия школы. Гондза продолжал преподавать вместе с Андреем Богдановым, хорошо знавшим язык отца. Они сумели подготовить первые учебные пособия для Японской школы, в которых японские слова записаны русской транскрипцией. Особого упоминания заслуживает «Славяно­японский словарь» — один из первых японских словарей в Европе. В 1782 году в Иркутске появился второй русско­японский словарь — рукописный «Лексикон» Андрея Татаринова (Сампаги).

В июле 1739 года Сенат назначил Гондзе жалование 100 рублей в год с наказом обучать японскому языку кроме Фенёва и Шананыкина еще трёх человек, переведённых из солдатских школ. Однако в декабре того же года Гондза, которому был лишь 21 год, умер, и школу пришлось закрыть. В память о японских учителях с них были сделаны восковые слепки­бюсты, сохранившиеся в Кунсткамере до наших дней. В марте 1740 года Сенат откомандировал Шананыкина и Фенёва в Камчатскую экспедицию переводчиками.

Японская школа вновь открылась в 1748 году, когда с Камчатки в Петербург прибыли и предстали перед Елизаветой Петровной ещё пятеро японцев: Кютаро (Пётр Чёрный), Сёэмон (Григорий Свиньин), Ихэй (Василий Панов), Хатибэй (Андрей Решетников) и Исодзи (Фома Лебедев). Новая школа просуществовала несколько лет, а в 1753 году, после смерти Решетникова и Лебедева, она была переведена в Иркутск, куда из столицы отправились Свиньин, Панов и Чёрный. Позднее в Иркутск переехали и японские учителя из Большерецка и Якутска.

Возвращенцы

Бурные восточные моря постоянно выбрасывали на камчатский берег злосчастных японских мореходов. Суровые законы запрещали японцам покидать отечество, и по возвращении ослушавшихся ждала смерть. Неудивительно, что они соглашались принять крещение и сделаться учителями, чьё положение, чин и жалованье в России значительно превышали карьерные возможности простых японских моряков. Многие остались в Якутске, Большерецке, Иркутске, женились, заводили детей. Те же, кто добирался до Петербурга, удостаивались аудиенции императорской особы, получали подарки. Этот российский опыт уникален. Нигде в мире не прилагались многолетние усилия для привлечения жертв кораблекрушений к преподаванию их языка в чужой стране. Надеясь на установление дипломатических и торговых отношений с восточным соседом, петербургская администрация предписывала дружелюбно относиться к японцам, попавшим в российские пределы: «…чужестранцев вверять благоразумным, благодеющим и сострадательным провожатым, дабы они великодушными и бескорыстными, сколько возможно, поступками приведены были в состояние забывать их прежние злосчастия и вспоминать наше оказанное им дружество».

Дважды японских моряков всё же возвращали на родину. В 1791 году Екатерина Великая несколько раз встречалась с капитаном купеческого судна «Синсё­мару» Дайкокуя Кодаю, выслушала его рассказ о постигших моряков несчастьях и щедро одарила. Для возвращения Кодаю и членов его команды, не захотевших остаться в России, императрица снарядила экспедицию под руководством А. К. Лаксмана. Она рассчитывала, что «случай возвращения сих японцев в их отечество открывает надежду завести с оным торговые связи». По прибытии Дайкокуя Кодаю в Японию придворный медик Кацурагава Хосю составил по его рассказам «Краткие вести о скитаниях в северных водах» — уникальное описание России и Петербурга, сделанное внимательным очевидцем. Миссия Лаксмана, впрочем, не имела успеха. Его «Надежда» привезла в Нагасаки четверых японцев, так же, как и Кодаю, побывавших в Петербурге и представших перед очами императорской особы. Немедленно по прибытии на родину незадачливые патриоты были изолированы и провели остаток своих дней в заточении. Записанные с их слов воспоминания были засекречены на полтора столетия и стали доступны лишь недавно.

Университет

Изучение японского языка в Петербурге было прекращено почти на 120 лет. Возобновление преподавания связано с именем Владимира Иосифовича Яматова (японское имя — Масуда, или Татибана, Косай), который попал в Россию благодаря экспедиции в Японию адмирала Е. В. Путятина. В декабре 1854 года фрегат «Диана», на котором находилась русская дипломатическая миссия, разбился в Симодской гавани, и к переводчику И. А. Гошкевичу стал тайком (закон 1637 года запрещал японцам общаться с иностранцами) приходить Масуда для занятий разговорным японским. Масуда упросил русских моряков взять его с собой. Его тайно пронесли в багажном ящике на прусское судно «Грета», нанятое для возвращения в Россию. «Грете» не повезло: она была захвачена англичанами (дело было во время Крымской войны), так что путь в Петербург оказался долгим, через Гонконг и Лондон. Тем временем война закончилась, и подружившиеся лингвисты приехали в Петербург. За время заточения Масуда и Гошкевич составили японско­русский словарь на 18 тысяч слов «Ва­ро цугэн хико», то есть «Сравнительный анализ общеупотребительных слов японского и русского языков». Он был напечатан в 1857 году и удостоился Демидовской премии от Императорской академии наук и золотой медали.

Масуду причислили переводчиком к азиатскому департаменту министерства иностранных дел. При крещении он принял имя Владимира и отчество по имени крёстного отца, Гошкевича. Русская фамилия образована от древнего названия Японии «Ямато». В 1870 году Яматов стал безвозмездно преподавать японский язык в Санкт­Петербургском университете на факультете восточных языков. В 1872 году он занимался приёмом японской миссии, совершавшей дипломатическую поездку по странам Америки и Европы. Политические изменения, произошедшие в Японии за годы русской службы Масуды­Яматова, позволили ему вернуться на родину в 1874 году. Преподавание японского языка в университете некоторое время продолжали сотрудники японского посольства. В 1882 году японский принц Арисугава­Но­Мия Тарухито для присутствия на церемонии коронации Александра Третьего посетил Петербург и преподнёс университету три с половиной тысячи японских книг из своей библиотеки.

25 февраля 1898 года на факультете восточных языков была учреждена кафедра японской словесности.

Студенты

В 1865 году правительство сёгуната отправило на учёбу в Россию шестерых студентов, которые прибыли в Петербург в апреле 1866 года. У Гошкевича и Яматова японские студенты обучались русскому языку. Однако с падением сёгуната пятеро молодых студентов были отозваны домой. В Петербурге остался лишь один, Итикава Бункити, и Е. В. Путятин, адмирал и дипломат, взял его к себе на попечение. В Японии Путятин знал отца Бункити — переводчика Итикава Канэнори. В доме адмирала Итикава познакомился с И. А. Гончаровым, живо интересовавшимся Японией. У Гончарова и трёх других русских Итикава обучался русскому языку, истории и математике. В 1870 году у него родился сын Александр Шевырёв, который впоследствии стал дипломатом и служил генеральным консулом в Афганистане и в Персии. В Японию Итикава вернулся в 1873 году, преподавал русский язык в Токийской школе иностранных языков, а затем как переводчик сопровождал чрезвычайного и полномочного посла Японии Эномото Такэаки в Петербург.

В начале ХХ века увлечение Японией охватило интеллектуальные круги России. Петербургская публика зачитывалась путевыми заметками о поездках в Японию, мода на «японское» стала проникать в быт. В 1905 году в Петербурге с большим успехом прошла японская выставка. Спустя шесть лет было основано русско­японское общество, а в Японии — японо­русское. Целью их было содействие развитию торговли между двумя странами. В настоящее время в Северной столице проживает около 150 японцев. В основном это студенты СПбГУ, Академии русского балета, Консерватории, а также стажёры японских фирм.

Фотографии к статье:

Фотографии Станислава Бутыгина

Слово «нэцкэ» («нэ­цукэ») пишется двумя иероглифами: первый означает «корень», второй — «прикреплять». Это брелок или противовес, с помощью которого у пояса носят кисет с табаком, связку ключей или инро — коробочку для парфюмерии и лекарств. Нэцкэ имеет сквозное отверстие (химотоси), через которое пропускается шнур со связкой ключей, кисетом и т. д. Необходимость такого приспособления вызвана отсутствием карманов в японском традиционном костюме. Повсеместное распространение нэцкэ, превращение их в самостоятельный вид искусства всецело связаны с последним периодом средневековой истории — периодом Токугава (1603–1868). Нередко нэцкэ и буддийские статуи создавались одними и теми же мастерами. Первые резчики нэцкэ были скульпторами­станковистами. Особую роль сыграли те, кто специализировался на изготовлении переносных киотов с большим количеством изображений божеств. Профессиональные резчики («нэцукэ­си») появились в XVIII веке.Сюжеты нэцкэ относятся к представлениям, бытовавшим в среде горожан периода Токугава. История, литература, театр, религиозные образы, мифология и народные верования, повседневная жизнь — всё это получило отражение в маленьких резных фигурках. В нэцкэ запечатлены не только японские, но и китайские персонажи. Чаще всего японские резчики обращались к событиям героической поры, к периоду борьбы за власть в конце XII века кланов Минамото и Тайра и установления сёгуната (военного правительства).