В эту лабораторию в 1994 году меня пригласил знакомый. Здесь всё тогда начиналось с нуля. Возникла идея, собрались люди. Нам всем пришлось многому учиться. Я, например, со старинными часами впервые встретился только здесь, в Эрмитаже. Дело в том, что, когда мы начинали, подобных лабораторий в принципе не было. И собрались мы из самых разных мест. У нас здесь только один профессиональный часовщик — Владимир Александрович Степанов, раньше он работал в ремонтной мастерской на Большой Конюшенной. А первый заведующий нашей лабораторией, Юрий Петрович Платонов, пришёл из Института ядерной физики.
— Как официально называется ваша должность?
— Должности у нас здесь «прежние». Каждому попросту дали ту, с которой он сюда пришел. Так что официально я — ведущий конструктор.
— Сами не пытались «сконструировать» какой-нибудь часовой механизм?
— Нет. Зачем? Чтобы придумать что-нибудь оригинальное? Лично мне гораздо интереснее разгадать какой-нибудь очередной секрет в старинных часах.
— Какие часы из тех, что вам встречались, на ваш взгляд, самые интересные?— Каждые интересны по-своему. Особенно когда с ними что-то не так, чего-то не хватает. Были вот английские напольные часы начала XVIII века. Существовала тогда такая мода — китайщина: в Европе освоили цветные лаки и стали расписывать под Китай. С этими часами много было работы. Там не хватало одной стрелки. По аналогиям я делал новую. И над второй стрелкой пришлось поломать голову. Она была сломана — чтобы ее восстановить, потребовалась лазерная сварка.
— А ваши первые часы здесь?
— Они до сих пор не закончены. Это так называемый «Малый Штрассер» — часы с органом. С них-то здесь всё и начиналось. Сама идея создания лаборатории возникла в связи с мыслью сделать выставку «Голоса минувшего» и собрать для неё все часы с органами. Музыкальные часы и механические органы были очень популярны в России в конце XVIII — начале XIX века. Но в 1843 году механические органы запретили использовать в трактирах и гостиницах, чтобы предотвратить распространение «разврата и буйства» в этих местах. Не знаю, помогло ли это против разврата, но по часовым мастерам ударило серьёзно.
— Много в Эрмитаже подобных часов?
— Нет, часов с органами немного. «Большой Штрассер», «Средний» и «Малый». Но есть ещё часы с музыкальными механизмами. Вообще-то это условное название — «Малый Штрассер». Потому что авторство под вопросом. Поначалу относили этот механизм к творчеству И.Г. Штрассера, но пока я с ним работал, изучил всю кинематику Штрассера, сравнил с тем, что имеется на фотографиях в журналах, и сейчас больше склоняюсь к тому, что это часы шведского производства конца XVIII века. «Малый Штрассер» сейчас находится в запасниках Эрмитажа. Собственно, механизм часов давно готов, загвоздка только в органе. Работа с ним ещё не закончена, не оттонированы до конца трубки. Есть проблемы и с корпусом, но это уже дело специалистов по дереву. А «Большой Штрассер» стоит в Александровском зале. С ним и до нас ещё работали специалисты. Но у них не всё получилось. Мы в своё время отреставрировали и поставили на ход часы. Теперь ждёт своей очереди орган.
Эти часы называют ещё «Механическим оркестром», и про него есть интересная легенда. Рассказывают, он был заказан для Павла Первого и должен был занять место в строившемся Михайловском замке. Однако после смерти императора часы не были оплачены казной. Штрассер, чтобы вернуть затраченные деньги, решил разыграть своё творение в лотерею. Однако выигрышный билет никто не предъявил. Поговаривали, что его увёз из Петербурга один офицер. По дороге в свою часть он остановился в Либаве в доме у какой-то старушки, бедной вдовы. Та отказалась принимать от молодого человека плату за постой, взяла только на память лотерейный билет. Впоследствии вдова обнаружила, что билет, который долго лежал без дела, выиграл в Петербурге часы стоимостью в шестьдесят тысяч рублей. Позже Александр Первый выкупил у вдовы часы за двадцать тысяч рублей, но зато с выплатой пожизненного пенсиона. «Оркестр» должны были отправить в числе дипломатических подарков с посольством в Китай, но посольство не было принято императором Китая. После этого «Оркестр» никогда больше не покидал стен Эрмитажа.— А башенные часы вам реставрировать приходилось?
— Только те, что в Зимнем дворце — немецкие часы, установленные после пожара 1837 года. По легенде, прежние часы, когда пламя охватило чердак, пробили, как бы возвещая о несчастье. Не знаю, правда это или нет. Нынешние часы конструктивно достаточно интересны. Таких, с горизонтально расположенным механизмом, в нашем городе мало. Но мы застали их в ужасном состоянии. Знаете, как они били в советское время, когда на Дворцовой устраивался парад? Электрик нам рассказывал, что утром он вылезал на крышу и когда в микрофон кричали: «Парад!» — бил кувалдой в колокол. И парад начинался... Когда мы эти часы отреставрировали, первые два года я ходил их заводить. Там два колокола пробивают четверти и один колокол, побольше — часы.
«Механический оркестр» – грандиозное произведение Иоганна Георга Штрассера – строился в течение восьми лет и был закончен в 1801 году. Это четырёхметровое сооружение в виде храма с колоннами и фронтоном из красного дерева с золочёной бронзой. В центре – часы и окно с огромным, более чем сорокакилограммовым маятником. В корпусе заключён музыкальный инструмент – единственный в своём роде механический орган.
— Юрий Николаевич, как вам кажется, есть у часов характер? Привыкают ли часы к месту, к хозяину — как камни, например?
— Да, часы чувствуют людей. У них ход меняется, когда приходит свежий человек. Но это не мистика. Просто новый человек не знает, как их заводить, как регулировать, как с ними обращаться. Он делает что-нибудь не так, вот они и сбиваются. Часы начинают спешить или отставать, а могут и вовсе остановиться. У каждого механизма есть свои особенности, свой характер. К каждому механизму нужно привыкнуть. Представьте, сколько часов в Эрмитаже, и раз в неделю все нужно завести. Как правило, это делает один и тот же человек.
— Для часов, если они в рабочем состоянии, наверное, лучше, чтобы они ходили?
— Да, хотя бы время от времени.
— А часы «Павлин» сейчас заводятся?
— Нет. Летом, когда было много посетителей, их заводили. Потом «Павлина» остановили. Но они в полной исправности. Эти часы были второй нашей работой после башенных.
— Тоже, наверное, пришлось повозиться?
— Да, там много было непонятного. Никто никогда с подобным не сталкивался, в них совершенно особая механика. Это ведь не просто часы, это сложнейший механизм, точнее, целый их комплекс. Механизм часов связан рычагами с пусковой системой всего этого комплекса: сова, павлин, петух. Часы запускают сову, сова запускает павлина, а павлин — петуха. Вот поломали мы голову! Самое интересное, что в 1952 году ими тоже занимались. Но в результате ничего толком не сделали. И хранитель западных часов Юна Яновна Зек рассказывала, как она каждый Новый год для детишек их вручную прокручивала. А мы в конце концов разобрались.
На рабочем месте у сотрудника по реставрации часов и музыкальных механизмов Государственного Эрмитажа. Фотография Алексея Тихонова.
— Всю работу по реставрации часов вы делаете сами?
— Практически да. За единственным исключением: реставрацию деревянного корпуса выполняют особые специалисты. Зато в последнее время нам доверяют не только часы. Приходилось реставрировать, к примеру, канделябры. А в прошлом году мне дали пару итальянских дуэльных пистолетов XVIII века. Их надо было почистить, привести в порядок. Неплохо получилось. Теперь они в рабочем состоянии, стреляют.
— То есть вы из них и стрелять пробовали?
— Нет, я их не заряжал, конечно, но механизм работает исправно. Пистолеты необычные, и посмотреть на них было интересно. Они заводятся ключом. Как детская игрушка. Ключа, правда, не было, но мы подобрали.
— С какими неисправностями в часах чаще всего приходится сталкиваться реставраторам?
— Чаще всего теряется маятник. Потому что его можно снять, а куда он потом денется, одному Богу известно. На реставрацию, как правило, часы поступают без маятника. Приходится сначала его рассчитывать, потом изготавливать, иначе часы не пойдут.
— Как же рассчитывают маятник?
— Задачка, в принципе, несложная. Существует простая формула. Просчитывается количество зубьев на центральном колесе, ходовом и промежуточном, всё это перемножается и делится на число зубьев на трибах.
— Какая эпоха вам кажется наиболее интересной с точки зрения эволюции часовых механизмов?
— Самое интересное время — это конец XVIII века во Франции. Там тогда появлялись элементы, которые потом стали стандартными повсеместно. Многое впервые возникло именно во французских часах. Система рычагов, система боя, конструкция мостов.
— Отличаются ли западноевропейские часовые механизмы от русских?
— Смотря что называть русскими механизмами.
— Те, что были сделаны в России русскими мастерами.
— Такие механизмы можно пересчитать по пальцам. Старинные часы чаще всего привозные, или, как принято говорить сейчас, — импортные. Сначала в Россию везли английские и голландские, потом — французские, ещё позже — немецкие. Даже те часы, на которых написано «Санкт-Петербург», почти наверняка привезены из Германии, а здесь лишь собраны. До конца XIX века у нас часов практически не производили.
— А почему вначале английские? Мода была такая?
— Нет, не мода. Просто английские часы в старину были самыми качественными и известными в Европе. Но где-то уже в XVIII веке хорошие часы начали делать французы. Англичане же, наоборот, несколько «забуксовали», а с точки зрения декора их часы стали совсем неинтересными. Зато французы в этом отношении пошли вперёд семимильными шагами.
— А Швейцария?
— Швейцария прославилась своими часами гораздо позже. Я ведь не говорю о рубеже XIX и XX веков. Речь идёт о тех часах, которые отсчитывают время в Эрмитаже.
— В домашнем обиходе у вас тоже старинные часы?
— Дома в основном — электронные. Механические как-то не прижились. Для антикварных нужно и мебель антикварную иметь, иначе они смотреться не будут. А современные покупать как-то уже не хочется.
— Многие люди в детстве пытались проникнуть в тайну часов. Вы тоже?
— А то! Разобрал два будильника, очень уж хотелось посмотреть, что там у них внутри.
— Обратно удалось собрать?
— Вот этого я как раз не помню.
Ю. Соловьев у часов Зимнего дворца. Фотография Алексея Тихонова.
