Есть в жизни такие моменты, которые графически можно отбить от прошлого тремя звёздочками — по примеру безымянных глав в романной форме. Таким же образом стоило бы обозначить те несколько часов, что я провела в беседе с Лидией Ивановной. Когда в конце встречи я спросила, какие литературные герои ей близки, она, подтвердив мои ассоциации, назвала гордых в смирении перед тяготами судьбы персонажей Достоевского. «Я же снималась в "Идиоте" с Евгением Мироновым. В рулетку у него выиграла, между прочим. Не знаю, почему мне так везёт…».
Отвечая на вопрос о любимых фильмах, Лидия Ивановна первым называет «Полосатый рейс». Именно в нём она скромно дебютировала в массовке, а спустя десятилетие уже работала на «Ленфильме» в должности ассистента режиссёра по актёрам:
— Первое время я занималась детскими ролями: мне разрешали приходить в школы и приглашать кого-то из ребят на пробы. Так я привела на студию Галю Бокашевскую, Надю Горшкову, Володю Шевелькова, Лену Хопшоносову — почти весь актёрский состав фильма «В моей смерти прошу винить Клаву К.». В наш отдел приносили заявки, сколько человек какого возраста и пола нужны для съёмок. Мы распределяли этот объём на пять сотрудников и выполняли в поставленные сроки. Если же нужного типажа в картотеках актёрской не находилось, я шла на улицу и из прохожих выбирала подходящего на роль человека, просила помочь. Никто не отказывал, многие даже гонорарами не интересовались.
Пока мы идём длинными коридорами до святая святых киностудии — кафе, — рассказ Лидии Ивановны прерывается приветствиями проходящих мимо коллег. Уже за столиком она говорит мне:
— Приятно спустя годы встречать людей, которые с моей помощью попали на съёмки. Тогда они снимались двадцатилетними, а теперь им уже по шестьдесят, но всё равно помнят и подходят здороваться, руки целуют, спрашивают, нет ли у меня для них ролей. В такие моменты я чувствую, что полвека на «Ленфильме» прошли не зря.
Лидия Ивановна отвлекается, замечает в другом конце зала женщину и, поднимаясь, неожиданно говорит мне: «Пойдём, я тебя представлю Галине Николаевне. Бортко новый фильм снимает. Она у него второй режиссёр. Может, ты им пригодишься». Следующие несколько минут, за время которых кастинг-директор устраивает виртуозную презентацию начинающей актрисы Анны Рябчиковой, мы с Галиной Николаевной смотрим друг на друга: я — смущённо, второй режиссёр — оценивающе.
Чемпионы Московского района города Ленинграда по лёгкой атлетике. Капитан команды Лидия Доротенко — в первом ряду с кубком. 1952 год. Фотография из личного архива Лидии Доротенко
«Сколько я людей на роли сосватала — не вспомнить! — продолжает Лидия Ивановна, когда мы возвращаемся за свой столик. — Их удачи помогают мне жить». Между тарелками, передо мной, не оправившейся от импровизированных смотрин, появляются три толстых блокнота, разбухших от кипы вложенных фотографий. «Это моя личная актёрская картотека», — поясняет Лидия Ивановна, выборочно демонстрируя снимки. Она помнит каждого: имя, обстоятельства знакомства, успехи в карьере. Блокноты испещрены номерами телефонов.
— Есть у меня и такая молодая актриса, Оля Лебедева. Мы с ней года два не виделись. Она играет в «Балтийском доме» и некоторых сериалах. Я подыскала для неё проект в Москве, вот позвоню на днях, обрадую.
Рассмотрев карточку, я киваю и перевожу взгляд на входящую в кафе девушку. Её лицо кажется мне пронзительно знакомым… Мелькнувшая догадка тут же подтверждается радостным восклицанием Лидии Ивановны: «Оля!» Я понимаю, что на моих глазах произошло оживление Галатеи, не меньше. Хотя чему можно удивляться в этих стенах?..
С появлением Оли — Ольги Лебедевой — речь заходит о режиссёрах. Моя проводница по «Ленфильму» с нежностью вспоминает о Балабанове:
— Актёры к нему стремились, бесплатно хотели сниматься у такого мастера. Но он всегда сам отбирал людей. Во время кастинга на «Морфий» утвердил меня на роль бабы в юбке. А когда начались съёмки, оказалось, что юбки как раз у меня и не будет. По сценарию я должна была пробежать от горящего дома к воде по снегу. Снимали 10 дублей, перед каждым натирали меня барсучьим жиром (ведь обнажённая снималась!), и ничего — даже не простыла.
Мы работали с Балабановым и раньше, на картине «Брат». Делали сцену на базаре, на Васильевском острове, и надо было набрать массовку. Обычно на базаре людей не собрать, там все с покупками — им не до того. Я говорю Балабанову: ставьте камеру, сейчас народ будет. Надеваю кепи, старое пальтишко, выхожу в центр рынка, реву… Народ бежит — мол, что с вами? Я объясняю. В итоге человек двадцать собрали, отсняли материал. А когда закончили, к нашему автобусу подошли ребята, то ли таджики, то ли азербайджанцы, которые тоже снимались, и полный ящик фруктов принесли. Балабанов после этого мне говорит: «Вас надо снимать, Лидочка. Значит, завтра съёмка, будете с Бодровым играть». Есть там такой маленький эпизод: когда он входит в квартиру, я милицию вызываю...
«Приятно, что режиссёры по-прежнему зовут меня сниматься, — добавляет Лидия Ивановна. — Может, характер во мне видят, определённый типаж. Или знают, что я ответственно к съёмкам отношусь. Ведь когда дают сценарий на эпизод без партнёра, я переписываю текст и иногда добавляю кое-что от себя. Образования у меня специального нет, но актёры дают стимул: я наблюдаю, как они играют, и стараюсь соответствовать».
Ольга, словно вызванная по фотографии умелым медиумом, улыбается на последние слова Лидии Ивановны:
— Вы и без института стали актрисой. Настоящей легендой «Ленфильма».
— Знаете, несколько лет назад те же слова мне сказал Старший. Когда к одному из павильонов выстелили красную дорожку, я захотела посмотреть, что происходит на площадке, и краешком по этому ковру пошла. Слышу, сзади Герман мне говорит: «Вы почему идёте с краешку? Вы легенда! Уж вам-то по центру надо идти!»
Свидетелем подобных диалогов была и я сама. В кафе, в холле, в садике «Ленфильма» встреченные нами актёры, операторы, работники диспетчерской и режиссёры, узнав, что с опытнейшим кастинг-директором идёт журналист, произносили: «Когда мне было пять лет, Лидия Ивановна устроила мою карьеру», «Эта женщина — душа киностудии», «Наша главная знаменитость», «Талисман!», и даже «Лидия Ивановна — секс-бомба!»
Многое из того, о чём мы говорили, она просила не записывать. Это был откровенный рассказ о войне и мире, жизни и смерти, любви и одиночестве.
— Я благодарна каждому дню, рада любой погоде. Мне хочется, чтобы люди ценили то, что у них есть. Иногда я еду в метро и, если вижу, что в вагоне все хмурые и скучные, достаю какой-нибудь паричок, нос прилепляю и начинаю стихи рассказывать или просто что-то весёлое представлять. Хотя у самой на душе в этот момент может быть тяжело. Но я не знаю, как по-другому преодолевается тоска. И ведь они смеются, говорят: «Вам в артистки надо идти!»
Думаю, моя боевитость — следствие трудных лет детства. Я замечала, что поколение людей, прошедших войну, голод, землянки, отличается особенной закалкой. Мы, невзирая ни на что, стремились учиться и ждали, «когда советский трудовой народ эти руки, руки молодые руками золотыми назовёт».
Недавно я участвовала в массовке фильма «Ленинград-46» и ездила на те места, где была наша деревня у станции Гостинополье — сейчас это посёлок Волхов-2. Из всех картин о блокаде мне нравится киноэпопея Михаила Ершова (я играла там медсестру в массовке): она правдивее, чем зарубежные и современные наши ленты. Я и сама мечтала снять фильм, воспроизвести старину, показать довоенное время, которое хорошо помню…
Почти ровесница «Ленфильму» Лидия Ивановна не разрывает со студией свою жизнь — так тесно переплетаются в её речи биографические эпизоды и случаи на съёмочной площадке. Возможно, подлинным адресатом монолога этой незаменимой женщины в тот день была не я, а кинофабрика, распорядившаяся судьбой своей героини по законам трагикомедии.
