По одной из городских легенд, вскоре после основания Петербурга все кошки из него ушли. Причиной их недовольства послужила жестокость царского повара. Живший при дворе кот из самых лучших чувств к самодержцу принес на кухню и положил на блюдо свежепойманного мыша. А повар этого не оценил и побил дарителя. Озабоченный исчезновением кошачьего племени, Петр велел вернуть кошек и больше не обижать, поскольку понимал, что без них расплодятся крысы — переносчики чумы. Солдаты ловили беглецов, сажали в мешки и везли обратно в новую столицу.
Самым, пожалуй, известным произведением лубочного искусства можно считать сатирический лубок «Мыши кота погребают» производства неизвестного мастера XVIII столетия. Подданные почившего в Бозе Петра без труда узнали в этой работе смелую и даже нахальную пародию на церемонию похорон первого российского императора, и впрямь походившего на кота своей круглой физиономией и торчащими в стороны усами.
Особенная атмосфера ленинградских лестниц, куда-то исчезнувшая вместе (или, во всяком случае, одновременно) с Советским Союзом, может быть напрасно объясняется только жизнедеятельностью питерских котов. Как будто в парадных было нечему больше пахнуть! Однако же людям, склонным к ностальгии, приятно ностальгировать именно по «кошачьему запаху», а не по чему-либо иному. И это лишний раз доказывает, что коты и кошки в Петербурге-Петрограде-Ленинграде всегда считались животными культовыми.
Второй раз (и это уже не легенда) кошки исчезли из города во время блокады. За ними охотились — голод не оставил людям выбора. Многие блокадники были обязаны кошкам жизнью. Крысы же действительно стали реальной угрозой. Весной 1943 года, как только появилось сообщение с Большой землей, вышло постановление «выписать из Ярославской области и привезти в Ленинград 4 вагона дымчатых кошек». Выпущенная в подвалы «дивизия крысоловов» вступила в бой с крысами и победила, остановив распространение страшных болезней.
После снятия блокады в январе 1944 года котят продавали с рук. Л. Пантелеев записал в блокадном дневнике: «Котенок в Ленинграде стоит 500 рублей». Два эшелона кошек, доставленных из средней полосы России, были разобраны моментально — люди стояли за ними в длинной очереди, и многим не хватило. Так что все наши кошки теперь — потомки переселенцев.
Когда говорят о питерских котах, подразумевают обычно скромных сереньких полосатых, живущих во дворах-колодцах и питающихся на помойках. Но есть, конечно, и другие — участники кошачьих выставок, начало которым было положено еще до революции. Тогда в финале балетных вечеров во Дворце Шереметевых на Фонтанке, именуемом в просторечии Фонтанным домом, вошли в моду демонстрации каких-то немыслимых кошечек в бантиках.
Какие кошки счастливее — дворовые или дворцовые,— это еще вопрос. Но котикам, обитающим в подвалах и на чердаках Государственного Эрмитажа, действительно повезло. Причем они самые обычные, нисколько не породистые, но тем не менее недавно после долгих лет существования на нелегальном положении оказались вдруг официально признаны музейной администрацией и даже поставлены на довольствие. Теперь эрмитажный серенький котик — достопримечательность Санкт-Петербурга в том же роде, в каком огромный черный ворон Тауэра — достопримечательность Лондона.
Есть в нынешнем Питере и другая кошачья редкость — коты и кошки нарочно выведенных фелинологами местных пород. К слову, фелинологами называют специалистов по породам домашних кошек. Знаменитых петербургских пород две: невская маскарадная и петербургский сфинкс.
Невских маскарадных кошек называют еще «неваками», но это как-то грубо для таких пушистых зверьков с ярко-голубыми глазками, у которых лапки и мордочка окрашены всегда интенсивнее, чем остальная шерстка. Именно таким оригинальным окрасом они и отличаются от своих ближайших родственников — сибиряков.
Петербургский сфинкс, иначе — петерболд, на взгляд совсем голый, ушастый, с восточным разрезом глаз, завивающимися усами и, как правило, звучным именем (например, Лоуренс-Хороший Тролль).
Первые петербургские сфинксы Мандарин, Мускат, Ноктюрн и Неженка родились в 1995 году от обладавшей великолепным сиамоориентальным экстерьером черепаховой кошки, чемпионки мира Радмы фон Ягерхоф и донского сфинкса по имени Афиноген-Миф.
Петерболд — порода авторская, ее создала организатор и президент петербургского клуба любителей кошек «Котофей» О.С. Миронова «путем внесения в популяцию сиамоориентальных кошек доминантного гена бесшерстности, заимствованного у донских сфинксов». По словам Мироновой, она дала своим сфинксам второе название «петерболд», или «Лысый Петр», под впечатлением, которое произвел на нее памятник основателю Петербурга работы Михаила Шемякина, установленный в Петропавловской крепости.
Кстати, о скульптурах. Представители семейства кошачьих наиболее часто встречаются в петербургском монументальном искусстве. Грифоны (мифические животные с головой орла, символизирующие дом Романовых) и египетские сфинксы с женской головой всегда изображались с львиными лапами. Много в городе также каменных львов в полный рост, еще больше львиных морд на фасадах зданий. Однако же, вопреки распространенному мнению, лев является не просто здоровенным гривастым котом, на самом деле он — совсем другое животное и заслуживает отдельной статьи в Журнале Учета Вечных Ценностей.
Обложка публикации: Дикие кошки (FELIS CATUS).
